Возвратный тоталитаризм. Том 1 - Лев Гудков

Таблица 76.2

Планируете ли вы свою жизнь заранее, рассчитываете ли вы свою жизнь или живете как живется?

N = 1500. В % к числу всех опрошенных.

Так или иначе, удельный вес тех, кто проявляет хоть какие-то признаки калькуляции времени, растет, и число респондентов, заявляющих о том, что они сумели воспользоваться открывшимися возможностями, увеличилось в последнее десятилетие с 7 до 12 % (хотя с наступлением кризиса 2008 года и 2015 года оно опять заметно упало). Кризис, который, казалось бы, должен сокращать дистанцию обзора или будущего, судя по всему, имеет не слишком длительное воздействие: по мере успокоения и «стабилизации» режима горизонт раздвигается всего на полшага – шаг, и зона ближайшего или дистанция «обозримого» увеличивается на несколько месяцев (примечательно здесь уменьшение числа затруднившихся ответить с 15 до 8 %).

Устойчивость подобных распределений свидетельствует о том, что мы имеем дело с консервативными процессами адаптации к изменениям, о чем писал Левада в своих статьях о стратегиях адаптации и нейтрализации массовых протестных настроений, а также другие сотрудники «Левада-Центра»[346]. Но это же означает, что прежняя институциональная система оказалась разрушенной не так сильно, как это представлялось ранее в 1990-е годы. Или, правильнее было бы сказать, что изменения (появление других стандартов жизни и ориентаций на более высокий уровень жизни) оказались значимыми лишь для очень узких сегментов российского общества, получивших наибольшие выгоды от своей близости к власти, покупавшей таким образом лояльность самых дееспособных и обладающих наибольшими социальными и культурными ресурсами групп.

Таблица 77.2

Как вам кажется, на какой срок вы в состоянии ясно представить себе будущее своей семьи, а если вы живете один – свое будущее?

N = 1600.

За последнее десятилетие объем групп, которые характеризуются ориентациями на более высокие стандарты жизни, на ее улучшение, не превышает четверти населения страны (то есть тех, кто, по их словам, «выиграл от идущих в последние десятилетия изменений», а это и есть околовластные или связанные с властью круги). А если взять только тех, кто стремится приблизиться к стандартам западных стран, соответственно, оперирует категориями «будущего времени», «времени достижения», а не пассивного приспособления к внешним обстоятельствам, то приходится сказать, что их размеры даже сократились с 12–16 до 8–9 % (табл. 78.2)[347].

Таблица 78.2

Если говорить об образе жизни вашей семьи, какие цели вы, члены вашей семьи ставят перед собой?

N = 1600.

Именно эта небольшая, но «успешная» в плане роста стандартов жизни группа российского общества, те, кто заявляет, что им «удалось использовать открывшиеся в последние годы возможности» (рис. 11.2), резко отрывается от основной массы населения, не имеющей других оснований оценки и ориентиров, кроме представлений о том, что «так все вокруг живут».

Подобные процессы разрыва между центром (или центрами, задающими образцы или поддерживающими сложные стандарты поведения и более высокий уровень запросов) и периферией, оборачивающиеся консервацией прежних форм, то есть традиционализацией поведения, стратегиями приспособления через снижение уровня запросов и ориентаций, оценок, имеют всеобщий характер, захватывая одновременно и изменения в структуре этнонационального самоопределения, и религиозной идентичности, и сферы морали, и массового чтения (потребления печатной продукции), и высшего образования, науки[348].

Консервативный и авторитарный режим («путинизм»), возникший в результате реструктуризации советской системы, не изменил базовых установок массового человека, поскольку все его усилия были направлены на сохранение системы власти и блокирование процессов институциональной дифференциации. Но такая консервация была осуществлена за счет существенно усилившейся антилиберальной пропаганды, упорной дискредитации Запада и западных моделей общественного устройства, произведенной идеологической обслугой нового режима, которая использовала новейшие политтехнологии, поскольку именно с «Западом», с «европеизацией» связаны представления о «модернизации» страны, преодолении ее отсталости, то есть с достижением Россией того уровня, которому отвечают в настоящее время самые развитые страны.

Но не только поэтому отношение россиян к Западу, характер рецепции западных ценностей, рамки идентификации с западной культурой носили и носят противоречивый, двусмысленный характер[349]. Сама по себе эта противоречивость обусловлена тем, что разные институциональные структуры постсоветского общества, имеющие разный символический вес и функцию, меняются с разной скоростью и глубиной: наиболее устойчивыми и консервативными, как уже приходилось не раз отмечать[350], оказываются структурообразующие институты бесконтрольной авторитарной власти и так называемые силовые структуры, на которые эта власть опирается: политическая полиция, спецслужбы, судебная и правоохранительная системы, а также институты образования, определяющие глубину и композицию массовой идентичности.