Европейское путешествие леди-монстров - Теодора Госс

Беатриче: – Кларенс бывает довольно страстным, между прочим.

– Ах, да, моя теория, – сказал граф. – Мне известны всего три случая вампиризма, когда жертва не потеряла рассудка. Это я сам, потом один английский джентльмен по имени Рутвен, и, наконец, моя крестная дочь Кармилла. Я долго полагал, что в составе крови должно быть какое-то вещество, которое и помогло нам, в отличие от других, сохранить разум. И я экспериментировал и с самой кровью, и с людьми – с мужчинами, а иногда и с женщинами. Кармилла говорила, что вы знакомы с Магдой. Она была одной из моих воинов. Женщина-воин – редкость для пятнадцатого века, но она была сильнее большинства мужчин. Она – мой самый большой успех, хотя и тут не обошлось без некоторых психических отклонений. Это было самое большее из того, чего я сумел достичь на чисто материалистической основе. Люси же стала моей самой тяжелой неудачей. Она потеряла рассудок даже быстрее, чем в обычных случаях вампиризма. После этого фиаско я вернулся в свой замок в Трансильвании, израненный, упавший духом, оставшийся в живых лишь благодаря героизму Мины – скажу с полной искренностью, я никогда не встречал столь храброй женщины, – и вновь перечитал все, что только мог найти на эту тему. Литература изобиловала всевозможными домыслами и суевериями. Решив, что этого с меня довольно, я обратился к последним научным журналам и там наткнулся на то, что, как мне думалось, могло дать исследованиям новое направление. Человеческий разум лишь недавно стали изучать научными методами, и в этой области англичане и немцы опередили всех прочих. Я читал Модсли, Майерса, Крафта-Эбинга, Фрейда – с последним, если не ошибаюсь, вы встречались в Вене. Я и сам хотел бы когда-нибудь с ним встретиться. Я нахожу его теории интересными, хотя и не до конца убедительными. Из них я понял, что психика влияет на организм гораздо сильнее, чем мы привыкли думать. Физическое состояние может меняться под воздействием травмы. Но почему только травмы? Почему не ее противоположности? Для этой противоположности у меня не было подходящего термина, и я назвал ее «эвтравмой» – «хорошей раной». Любовь – это эвтравматическое переживание.

Я вновь стал размышлять о своей собственной трансформации, о трансформации Рутвена и моей крестной дочери. И понял, что между ними есть нечто общее.

О каждом из нас кто-то заботился – постоянно и ревностно. В моем случае это был мой друг Ахмет, молодой врач, состоявший при османском дворе, – во время моей трансформации он день и ночь сидел со мной. Мы были врагами, во всяком случае, так нам говорили правители, которым мы поклялись хранить верность, однако он заботился обо мне, как о родном брате. Он говорил со мной, читал мне стихи, держал за руку. В случае Рутвена это была греческая девушка по имени Янте, которая осталась с ним и поила его своей кровью. Именно за ее смерть он хотел отомстить, когда пошел сражаться и погиб за независимость Греции. А в случае с Кармиллой – я так боялся, что она умрет в одиночестве, или безумие овладеет ею, когда меня не будет рядом, что ни на минуту не отлучался от нее, хотя сам уже падал с ног от голода и изнеможения. О тех, кто заражен вампиризмом, редко кто-то заботится: родные отказываются от них из опасения за собственную жизнь и рассудок, из страха перед суевериями, связанными с вампирами. В случае с Магдой – ее надолго оставляли одну. Я велел ее товарищам позаботиться о ней, но мы тогда как раз держали осаду, и я не мог заботиться о ней сам. Всех пугала ее сила и свирепость, когда она была голодна. Когда я стал размышлять об этих случаях, мне пришло в голову, что, возможно, недостающий ингредиент – психологический: сознание того, что о тебе заботятся, что тебя любят. Поэтому теперь с Люсиндой всегда будет кто-то из нас. Мы будем держать ее за руку, разговаривать с ней, петь, если понадобится. Дай Бог… я слишком долго живу на свете, чтобы верить в справедливого или милосердного Бога, но если он существует – дай Бог, чтобы я оказался прав.

– Во всяком случае, эта теория вполне правдоподобна, – сказала Мина. Мэри подняла глаза.

Мина стояла в дверях, все еще в шляпке и в перчатках.

– Так или иначе, мы спасем Люсинду. Любой ценой, что бы ни случилось, мы будем заботиться о ней – мы не допустим, чтобы ее постигла та же судьба, что и Люси. – Лицо у нее было суровым. – Но, помимо этого, я хочу заставить Ван Хельсинга прекратить подобные эксперименты. Кто знает, кого еще он изберет своей жертвой, сколько молодых женщин убедит подвергнуться переливанию крови, пока не добьется успеха или не оставит попытки? Хотя не думаю, что он их оставит. Бессмертие – слишком заманчивая цель.

– Но… как же вы собираетесь остановить его? – спросила Мэри. – Вы сказали, что готовится собрание общества, и это как-то связано с Люсиндой…

– У нас недостаточно сил, чтобы остановить его самим, – сказал граф. – Его должно остановить само общество, из своих практических соображений, а это значит – Айша.

– А кто такая эта Айша? – спросила Жюстина.

– Президент общества, – сказал граф.

– И не только! – Мина сняла шляпку, положила на клавесин и стянула перчатки. – Айша – это… Она появилась здесь… – Мина повернулась к графу: – Когда?

– Лет пятнадцать назад, полагаю? Прости, я не всегда точно запоминаю даты – в моем возрасте они уже не так много значат, как когда-то. Но это было за год до убийства Кэрью… мисс Джекилл, мне не хотелось бы ранить вас напоминанием о прошлом. Но она стала президентом общества вскоре после того, как разразился так называемый английский скандал. Она распустила английский филиал общества и запретила проводить эксперименты по биологической трансмутации без ее личного разрешения. Штаб-квартира общества переместилась из Вены в Будапешт, как можно дальше от скандала. Что до самой Айши… как же ее описать?

– Так это женщина, – сказала Мэри. – Удивительно. Да, мы живем в девятнадцатом веке, однако я никогда бы не подумала, что такие люди, как профессор Ван Хельсинг и доктор Сьюард, готовы видеть женщину на посту президента. Мне кажется, они… в общем, я не стала бы обращаться к ним за пожертвованиями в пользу Национального общества борьбы за женское избирательное право!

– Айша… великая и грозная, – сказал граф. – Это женщина необычайной красоты и силы. И она величайший алхимик из всех, кто когда-либо состоял в обществе. Только трое из членов общества сумели победить смерть. Последним из них был Виктор Франкенштейн, который создал вас. – Он поклонился Жюстине. – Как мы знаем, он был убит чудовищем Адамом. До него сумел продлить свою жизнь средневековый алхимик по имени Себастьян Мельмот. Он прожил несколько столетий, но так устал смотреть на человеческие страдания, что в конце концов покончил с собой.

– А Айша? – спросила Мэри. – Она как же?

– Я никогда с ней не встречалась, – сказала Мина, – и не знаю, насколько грозной или прекрасной ее можно назвать. Но она утверждает, что была жрицей Изиды в Древнем Египте. Я не знаю, знакомы ли вы с историей и религией этой страны? Этому я вас не учила, Мэри, и к тому же многие археологические находки были изучены только в последние годы. Изида была одной из великих богинь Египта, ей поклонялись в храмах по всей стране, а особенно на острове Филы, в Нубии. Считалось, что она воскресила из мертвых своего мужа Озириса – ходили слухи, что жрицы Изиды тоже знают секреты жизни и смерти и могут победить саму смерть. Упоминания о подобных явлениях можно найти у Страбона и Птолемея. Как бы то ни было, Айша объявилась пятнадцать лет назад вместе с двумя англичанами – мистером Лео Винси и его другом и бывшим опекуном, профессором Горацием Холли, который состоял в обществе еще со студенческих времен. Их захватили в плен во время экспедиции в Британскую Восточную Африку, и она их каким-то образом спасла. Не знаю, почему она решила сопровождать их обратно в Европу, но, оказавшись здесь, она вступила в общество. После того, как в Англии разразился скандал и президент подал в отставку (его многие обвиняли в том, что он недостаточно внимательно следил за ситуацией в Англии), она решила баллотироваться в президенты. С тех пор ее переизбирали на три срока подряд.