Мудрость толпы - Джо Аберкромби

Лео набрал в грудь воздуха, когда они подошли к огромным дверям, изукрашенным великолепной резьбой с изображениями еды, питья и праздничных сцен, лишь слегка подпорченным горелым пятном и несколькими следами топора.

– Мы должны действовать вместе, – проговорил он, сам не зная, кого пытается убедить. – Ради наших детей. Ради нашего государства. Наш брак имел смысл. Он и до сих пор имеет смысл! Даже больше, чем прежде.

* * *

Публика разразилась аплодисментами, когда Савин с сияющей улыбкой вплыла в Зеркальный зал.

– Лорд и леди Брок! – проревел Гловард, неистово хлопая огромными ладонями.

Здесь собралось, наверное, сотни две представителей, при ее появлении поднявшихся на ноги с самой разномастной мебели, натащенной из разных уголков Агрионта. Потертые кресла с вылезшей обивкой, королевские обеденные стулья, детские школьные стульчики, даже табурет для дойки, а также одна огромная изогнутая скамья, обгоревшая с одного конца, которую каким-то образом удалось спасти из Круга лордов.

На протяжении правления Ризинау Савин не вступала в это здание, но даже она могла сказать, что с тех пор состав представителей сильно изменился. Меньше половины этой толпы составляли люди, за которых действительно голосовали, и это были в основном представители наиболее зажиточных городов и районов – землевладельцы, купцы, дельцы. Все остальные прежде принадлежали к знати: члены Открытого совета, достаточно удачливые и беспринципные, чтобы поменять одну структуру на другую. Теперь Лео снова сделал их дворянами. Здесь были даже несколько женщин, которые заняли место своих отцов, братьев, мужей, погибших в дни Великой Перемены. В переднем ряду лорды Ишер и Хайген устроили стоячую овацию в честь собственной способности к выживанию, вновь обвешанные тяжелыми мехами и аристократическими цепями, от которых прежде с такой готовностью отказались.

Тысячи отражений, разумеется, тоже зааплодировали. Местами какое-нибудь треснутое зеркало делило лицо на две несочетающиеся половины, или разбитое – в свою очередь, разбивало мир на тысячу искаженных фрагментов. В углах до сих пор виднелись пятна краски от торопливо затертых лозунгов. Впрочем, Зеркальный зал был достаточно обширен; чтобы навести здесь порядок, потребуются недели. А дворец? Годы! А Агрионт? Десятилетия. А Адую? А весь Союз целиком? Можно ли на самом деле вернуть что-то из этого к прежнему состоянию?

Савин вспомнилась Судья, падающая с башни. Ее презрительная усмешка в момент, когда она полетела вниз. Нет, она вовсе не собиралась плакать по этой злобной суке; видят Судьбы, никто не заслуживал падения с башни больше нее. И, тем не менее, Савин не могла перестать думать о произошедшем. Рука на ее глотке… Парапет, впивающийся в поясницу… Ощущение пустоты в животе, когда она полетела через край…

Стиснув кулак, она сидела, глядя на эти ряды фальшивых улыбок, чувствуя, как ногти впиваются в ладонь. Она говорила себе, что она в безопасности. Представителей наверняка гораздо меньше, чем вооруженных до зубов инглийцев, стоящих на страже у каждой двери и окна. Трудно придумать более безопасное место. Нужно сосредоточиться на том, что можно изменить, и начать менять это к лучшему. Савин поглядела вниз, на свою малютку-дочь, убрала краешек одеяла с ее спящего личика. Нужно повернуться спиной к прошлому и сосредоточиться на будущем.

– Вы в порядке? – вполголоса спросила Зури, стоявшая подле нее.

Савин выдавила улыбку.

– Это я должна была задать тебе этот вопрос.

Зури выглядела такой же собранной, как и всегда. Она не вымолвила ни слова о тех пытках, которые ей довелось вынести в подвалах Допросного дома, а у Савин не хватило смелости спрашивать. Если не спрашивать, почти можно сделать вид, будто этого никогда не случалось. Вот только теперь на тыльных сторонах ладоней Зури появились какие-то странные отметины. То ли уколы, то ли ямки. Шрамами их было не назвать, но выглядели они не вполне нормально.

Зури заметила ее взгляд и опустила рукава своего платья, чтобы они прикрывали кисти рук.

– Друзья мои! – воскликнул Лео, дождавшись, пока аплодисменты стихнут. – Милорды! Дворяне и простолюдины! Представители народа Союза! Великая Перемена… осталась позади!

На этот раз аплодисменты были еще громче. Воистину немногие оплакивали бывший режим, и Лео позаботился о том, чтобы им предоставили места в камерах Допросного дома, а не в этом зале.

– Благодаря отваге моей жены, леди Брок…

Его прервали новые овации, главным образом со стороны, где сидело простонародье.

– Любимица трущоб! – выкрикнул кто-то.

– Мать нации! – проревел другой, бешено аплодируя.

Савин была вынуждена изобразить улыбку. Она не сомневалась, что они не имели в виду ничего плохого, но весь этот гвалт слишком сильно напоминал ей толпу на ее суде. Или разъяренные скопища народа в день Великой Перемены… Впрочем, здесь она в безопасности. Здесь стража… Однако ее тело, кажется, не вполне свыклось с этим представлением. Ее нижняя одежда взмокла от пота.

Лео, который выглядел слегка обескураженным этим выражением восхищения в адрес его жены, поднял руку, призывая к тишине.

– Итак! Благодаря леди Брок режим Судьи был низвергнут, равно как и она сама. Ломатели и сжигатели разгромлены, их зачинщики мертвы, взяты в плен или скрываются бегством. Но они еще обнаружат, что прятаться негде! Им не смыть кровь невинных со своих алчных рук! Правосудие их найдет, в какую бы дыру они ни зарылись!

Снова аплодисменты. Савин не могла не признать, что его речь произвела на нее впечатление. Она сама всегда предпочитала небольшие помещения, приватные группы, тихие разговоры. Лео же знал, как завладеть залом.

– Он хорошо говорит, – заметила она вполголоса.

– Тщеславие, громкий голос и слабая связь с правдой, – прошептала Зури. – Все необходимые качества успешного политика.

Лео улыбнулся, наслаждаясь своим моментом победы, и сотня отражений в знаменитых зеркалах улыбнулась вместе с ним. Не было ли в этом чего-то ужасного? Учитывая, какой ценой это было куплено? Сотня отражений Савин тоже глядела на него с восхищенно-торжествующим выражением, но ей была видна бледная тень беспокойства, скрытого в этих копиях ее собственного избитого лица. Вряд ли можно сказать, что она когда-либо его по-настоящему любила, но прежде в нем было много качеств, которыми можно было восхищаться. Он был щедрым, честным и храбрым. Она же хотела, чтобы он стал более безжалостным. Более амбициозным. Более расчетливым. Она вылепила его по своему подобию – и теперь обнаружила, что прежним он нравился ей гораздо больше.

– Мы должны вернуть лучшее из нашего прошлого! – провозглашал он. – Фамилии, прежде имевшие честь носить приставку «дан», вновь удостоятся этой чести. Наш возрожденный Открытый совет будет составлен в равных пропорциях из простолюдинов и дворян, объединенных общей целью; каждый член будет оказывать уважение каждому члену. С этой целью мной была подготовлена соответствующая декларация – назовем ее «Великой декларацией». Надеюсь, все здесь присутствующие подпишут под ней свои имена и присоединятся к этому рассвету новой эры. К этому новому восходу!