Айша. Возвращение Айши. Дочь Мудрости - Генри Райдер Хаггард

В его перечислении упоминалось обо всем добром, что совершил Хан, о каждом сказанном им благородном слове, каждом благородном поступке, о замыслах, которые он осуществил для блага своих подданных, об искушениях, которые ему удалось побороть, о его истинной любви к жене, о его молитвах и приношениях храму Хес.

Далее говорилось о том, как его ненавидела жена (имя ее не упоминалось), как она и колдун, который ее вырастил и выпестовал, ее родственник и наставник, подбивали других женщин, чтобы те его соблазняли: таким способом они надеялись отделаться от него. И о том, как они опоили его ядовитым зельем, которое лишило его рассудка, посеяло зло у него в сердце и своим губительным влиянием отвратило от той, чьей любви он все еще хотел.

Однако там отмечалось, что тягчайшие из своих преступлений он совершил по наущению жены; она всячески стремилась опорочить его в глазах подданных, которых он притеснял по ее же внушению; именно ревность к ней заставляла его поступать жестоко и подло, хуже всего, что он предательски нарушил закон гостеприимства, напав на ни в чем не повинных люден, от рук которых он и пал.

Окончив чтение, Защитник закрыл книгу и бросил ее на пол.

— Таковы записи, о Мать, — провозгласил он. — Пусть же твоя мудрость подведет окончательный итог.

Все это время Хания стояла с холодным безучастным видом, но тут она выступила вперед, видимо собираясь что-то сказать, за ней вышел и шаман Симбри. Но прежде чем Атене успела произнести хоть слово, Хесеа запрещающим жестом подняла скипетр.

— День твоего суда еще не настал, — сказала она, — мы здесь собрались не для того, чтобы слышать твои оправдания. Когда ты будешь лежать там, где лежит твой супруг, и записи твоих деяний будут оглашены перед Судией, тогда пусть Защитник скажет все необходимое.

— Да будет так, — надменно уронила Атене и отошла назад.

Наступил черед верховного жреца Ороса.

— Мать! — сказал он. — Ты выслушала и ту и другую сторону. Взвесь же все, ими прочитанное, определи, какая чаша весов перетягивает, и суди, как подсказывает тебе твоя мудрость. Должны ли мы скинуть того, кто был Рассеном, в огненную бездну ногами вперед, дабы он мог снова вступить на путь жизни, или же головой вперед, дабы он уже никогда не мог восстать из мертвых?

Все замолчали в напряженном ожидании, когда великая жрица вынесет свой приговор.

— Я все выслушала, все взвесила, все определила, но права судить мне не дано. Это право принадлежит тому духу, который даровал ему жизнь, а затем ее отобрал. Покойник свершил много тяжких грехов, но еще более тяжкие грехи — на совести тех, кто злоумышлял против него. К тому же человек безумный не может отвечать за свои поступки. Скиньте же его в огненную могилу ногами вперед, да очистится имя его в глазах тех, кто еще не рожден, и да возвратится он в этот мир в определенный судьбой срок. Я сказала.

Обвинитель подобрал с пола брошенную им книгу и, подойдя к пропасти, швырнул ее вниз — в знак того, что все записи навсегда стерты. Затем он повернулся и ушел; Защитник поднял свою книгу и вручил ее Оросу для вечного хранения в Святилище. Окончив отпевание, жрецы обратились с торжественным молением к великому владыке мира подземного, дабы принял он и оправдал душу покойного, как оправдала ее его Посланница Хесеа.

Еще до окончания моления несколько жрецов медленно выступили вперед, подняли гроб и поднесли к краю пропасти, после чего по знаку Матери сбросили покойника ногами вниз в огненное озеро. Все наблюдали за падением тела; если бы оно перевернулось, это означало бы, что суд смертных отвергнут в обители бессмертных. Но тело не перевернулось, оно, как свинцовое грузило, упало в огонь, который пылал в нескольких сотнях футов внизу, — и навсегда скрылось. В этом, как потом выяснилось, не было ничего странного, ибо к ногам покойника был привязан груз.

Все в этом торжественном обряде, включая формулы приговора и осуждения, сохранялось неизменным с незапамятных времен; так хоронили здешних жрецов и жриц и кое-кого из правителей и вельмож с Равнины. Сама процедура судилища, без сомнения, заимствована из Древнего Египта; до сих пор еще ни одна жрица не решилась осудить душу покойного.

Самое примечательное в этом обычае — если не считать его торжественности и ужасной окружающей обстановки — заключается в точности сведений о жизни и деяниях усопшего, оглашаемых Обвинителем и Защитником в масках. Это доказывает, что Община Хес только делала вид, будто ее не интересовали все, включая и политические, дела обитателей Равнины, где они некогда правили; на самом же деле, провозглашая свое духовное превосходство, они втайне стремятся возвратить себе прежние владения, их равнодушие — показное. Кроме того, можно предположить, что столь полные и достоверные сведения нельзя получить даже с помощью необычайно разветвленной системы слежки: здесь, несомненно, не обошлось без применения дара ясновидения.

Заупокойная служба, если позволительно так ее назвать, закончилась; покойник вместе с записями своих грехов погрузился в огненную пучину; если от него что-нибудь и сохранилось, то только горстка праха. Однако книга нашей судьбы, в отличие от его книги, была все еще раскрыта — и на самой загадочной странице. Мы все знали это и в большом нервном напряжении ждали дальнейшего.

Хесеа сидела, размышляя, на своем каменном троне. И она тоже знала, что настал решительный час. Она вздохнула, махнула скипетром и, сказав несколько слов, отпустила жрецов и жриц. Остались лишь двое — Орос и верховная жрица Папаве, молодая женщина благородного облика.

— Слушайтесь, слуги мои, — сказала Хесса. — Прибытие иноземцев, которых, вы знаете, я ждала много лет, предвещает великие события. Даже я, в своем безмерном могуществе, не могу предвидеть их исход, ибо мне не дано прозревать грядущее. Этот трон может скоро опустеть, а это тело станет пищей для вечного огня. Нет-нет, не печальтесь, не печальтесь, ибо я бессмертна, и, даже если умираю, мой дух возвращается.

Внемли мне, Папаве! В тебе течет жреческая кровь, и только тебе я открыла все двери мудрости. Если я — сейчас или позже — покину этот мир, воссядь на этот древний трон, на мое место, и неукоснительно следуй всем моим наставлениям, да озаряет свет с нашей Горы весь мир! И еще я повелеваю тебе и тебе тоже, мой