Введение в общую культурно-историческую психологию - Александр Александрович Шевцов

не только в Образе мира. Не буду пока вдаваться в вопрос об истинности того, что есть только в воображении, или об истинности воображаемого мною для стороннего наблюдателя, потому что это приведет к вопросу о том, что истинно все, поскольку так или иначе оно существует. А этот вопрос излишен при изучении «логики» Милля, хотя Милль и очень близко к нему подходит:

«Мы познаем истины двояким путем: некоторые прямо, некоторые же не прямо, а посредством других истин. Первые составляют содержание интуиции, или сознания; последние суть результат вывода. Истины, известные нам при помощи интуиции, служат первоначальными посылками, из которых выводятся все остальные наши познания. Так как наше согласие с заключением основывается всегда на истинности посылок, то мы вовсе не могли бы ничего познавать при помощи умозаключений, если бы кое-что не было нам известно ранее всякого умозаключения» (Там же).

Тут психологический подход поможет нам понять то, что с точки зрения философской является чрезвычайно трудной задачей. Когда мы читаем слова: «так как наше согласие с заключением основывается всегда на истинности посылок», то сразу видим ошибку: наше согласие основывается не на истинности посылок, а на том, что мы считаем их истинными, а это значит, узнаем их как соответствующие действительности.

Когда нам предлагают подобные посылки, мы отвечаем на них или: Да, это так! – или: Нет, это не так! Это не соответствует действительности!.. Так или не так где? Как кажется, в мире. Но на самом деле в моем представлении о мире, в моем Образе мира. И доказательством того, что именно в Образе мира, являются наши ошибки. Если это «так» в мире, то ошибка невозможна, ты бы все делал правильно. Но как часто мы говорим: Да, это так! – что значит, так это и есть на самом деле, так устроен мир и это соответствует действительности, а потом оказываемся в дураках. Значит, когда я говорю: Да, это так, я знаю! – я гляжу в свои знания, а не в мир.

То есть сверяю предложенный мне в посылке образ с теми, что имеются в моем «воображении», а точнее, хранятся в памяти.

Значит, утверждение: это истинно! – означает всего лишь: это соответствует моим знаниям о мире.

Не надо забывать, что я говорю сейчас с психологической, а не философской точки зрения. Философ может говорить об истинности вообще. Когда же я использую оборот: «значит, утверждение: это истинно……» – я как бы вижу говорящего человека и то, что происходит в его уме.

Иначе говоря, это надо читать так: Если кто-то говорит: это истина, – он в этот миг воспринял образ, который ему передал собеседник, произвел поиск соответствующих ему образов в своей памяти, сравнил с обнаруженными и пришел к выводу, что предложенный образ соответствует самым надежным из имеющихся у него образов внешнего мира или действительности.

Вот, по сути, об определении надежности образов действительности и говорит Милль, разделяя «истины» на интуитивные (то есть воспринимаемые непосредственно) и выводимые из них.

«Примерами истин, известных нам из непосредственного сознания, могут служить наши телесные ощущения и душевные чувствования. Я знаю непосредственно по собственному сознанию, что вчера я был рассержен или что сегодня я голоден. Примерами истин, которые мы узнаем лишь путем вывода, можно взять происшествия, случившиеся во время нашего отсутствия, события, сообщаемые в истории, теоремы математики. О двух первых разрядах этих истин мы умозаключаем на основании свидетельств или же на основании следов, сохранившихся от этих происшествий; истины же последнего разряда выводятся из посылок, выставляемых, например, в сочинениях по геометрии под названием определений или аксиом. Все, что мы можем знать, должно относиться либо к тому, либо к другому классу истин: либо к числу первичных данных, либо к числу заключений из этих последних.

С первичными данными или основными посылками знания, с их числом и природой, со способами их возникновения и с теми признаками, по которым их можно отличать, логика – в том смысле, как я понимаю эту науку, – не имеет никакого дела (по крайней мере, непосредственно). Эти вопросы частью совсем не подлежат ведению науки, частью же относятся к совершенно другой отрасли знания.

Все, что нам известно из (непосредственного) сознания, обладает для нас непререкаемой несомненностью. Если человек что-либо видит или чувствует (телесно или духовно), то он не может сомневаться в том, что он действительно это видит или чувствует. Для установления подобных истин не требуется никакой науки…» (Там же, с.4–5).

Все кажется таким простым и очевидным в этом рассуждении: для установления подобных истин не требуется никакой науки… А на самом деле оно чрезвычайно многопланово именно из-за этой очевидности. Что бы получилось, если бы Милль все-таки попытался дать описание того, что известно нам «из непосредственного сознания»?

Попробую представить себе, просто вообразить, что бы могло получиться:

«В общих чертах, мы намерены изучать основные составляющие сознания вообще.

Исследования, которые мы хотим проводить, требуют совершенно иной установки, нежели естественная, внутри которой достигается естественнонаучное и психологическое познание.<…>

Я начну с описания различных установок, в которых опыт и познание могут иметь место, и прежде всего с естественной установки, в которой мы все живем и из которой исходим, когда начинаем перемещать наш философский взор. Мы делаем это, описывая всеобщим образом то, что обнаруживаем в этой установке.

Каждый из нас говорит «я» и знает себя, так говорящего, как я. Каждый обнаруживает себя в качестве я и при этом каждый раз находит себя в качестве центра [некоторого] окружения. Я означает для каждого из нас различное: для каждого вполне определенную личность, носящую определенное собственное имя, переживающую свои [собственные] восприятия, воспоминания, ожидания, фантазии, ощущения, желания, воления, имеющую свои [собственные] состояния и осуществляющую свои [собственные] акты…<…>

Теперь мы обратимся к телу, пространственности и временности, его окружающим. Каждое я находит себя в качестве обладающего органическим телом. В свою очередь [само] тело не есть я, но пространственно-временная “вещь”, вокруг которой группируется вещное окружение, уходящее в бесконечность……». И так далее, и все глубже и глубже……

Это Гуссерль, «Основные проблемы феноменологии» 1910 года (Гуссерль, 1998, с.192–193). С той развилки, где остановился Милль, начиналась феноменология. Точнее, она начиналась в 1900 году с «Логических исследований», а они начинались с:

«“Авторы сочинений по логике сильно расходятся между собой как в определении этой науки, так и в изложении ее деталей. Этого заранее можно было ожидать в таком предмете, в котором писатели одни и те же слова употребляли для выражения совершенно различных понятий”.С тех пор, как Дж. С. Милль этими словами начал свою