Картье. Неизвестная история семьи, создавшей империю роскоши - Франческа Картье Брикелл

живо. И Cartier может производить эти вещи столь же хорошо, как 50 или 60 лет назад… даже в этот очень сложный период».

План Уайлдинга с самого начала состоял в том, чтобы подарить шкатулки Британскому музею. Он не ограничивал количество и пытался заставить Cartier работать быстрее, потому что хотел, чтобы они сделали больше. В 50 лет у него было очень слабое здоровье и, возможно, он знал, что ему осталось недолго. Уайлдинг просил пять коробок в год. Жан-Жаку, как художнику, понравилась идея, но с точки зрения бизнеса он не мог позволить себе связать лучших мастеров таким трудоемким проектом, иначе все остальное пострадает. Он предположил, что мастерская не может производить больше одной шкатулки в год. В конце концов пришли к компромиссу: каждые два года – по три шкатулки.

Большинство клиентов Cartier объясняли свои требования продавцу и ждали, пока опытный дизайнер придумает несколько вариантов, из которых они выберут лучший. Питер Уайлдинг был одним из немногих, кого допускали за кулисы. Как ни странно, Жан-Жак предоставил ему прямой доступ к главному дизайнеру Руперту Эммерсону и даже к мастерам. «Мистер Уайлдинг внизу» звучало обычным рефреном в мастерских, когда коллекционер был в городе; Эммерсон вряд ли мог заняться чем-то иным в этот день. Но им нравилось работать вместе над истинными шедеврами. Разделяя восхищение шкатулками Cartier 1920-х и 1930-х годов, они решили использовать их в качестве основы для коллекции Уайлдинга.

Работа целиком велась в лондонских мастерских. После того как дизайн был одобрен, образец передавали в мастерскую Cartier Wright & Davies в Фаррингдоне. «При хорошем дизайне, – объяснял Эммерсон, – мастера изготовят изделие столь совершенное, что механизм замка нельзя будет почувствовать, не говоря уже о том, чтобы увидеть. Когда крышка закрывается, щелчок почти не слышен; при соприкосновении поверхностей происходит едва заметное движение воздуха». Жан-Жак был знаменит тем, что проверял звук, производимый шкатулкой, когда она закрывалась. «Я хочу, чтобы щелчок был лучше», – говорил Жан-Жак измученной команде, если щелчок не был идеальным по тону и громкости.

Многие из конструкций Уайлдинга включали сложные геометрические узоры, которые создавались с использованием механического гравирования (гильоше). Пенсионер Жюль Кнейсс, опытный токарь-механик Cartier, был вызван на работу, чтобы установить шаблоны, основанные на сложных рисунках Эммерсона, а затем выполнить эту работу на огромном токарном станке. Он создавал волнистый узор на одной шкатулке, муаровый эффект (горизонтальные линии создавали впечатление мокрого шелка) или плетение корзины – на другой. Идея гильоше сама по себе не была редкостью, но сложность узоров на шкатулках Уайлдинга и использование технологии вместе с эмалью и драгоценными камнями было необычным. Кнейсс, чрезвычайно уважаемый в отрасли, прославился в Wright & Davies стандартным ответом, когда Эммерсон появлялся со своим непростым дизайном: «Это невозможно. Дай мне время до завтрашнего обеда». Работы по эмали были завершены экспертами Питером Маккейбом в мастерской Kempson & Mauger, в то время как закрепка драгоценных камней выполнялась мастерами в Еnglish Art Works. Многие камни Уайлдинг предоставил сам.

Из разговоров с Жан-Жаком Картье

У нас были одни из лучших специалистов в стране, в самых разных областях. Вот почему не у всех ювелиров были такие мастерские. На их создание уходили годы и годы, и это тоже требовало значительных инвестиций. Особенно в трудные времена. Это означало, что над одной-единственной деталью могли работать несколько мастеров, причем все – на вершине своей карьеры. Вы просто не могли найти все это под одной крышей где-то еще.

Шкатулки Уайлдинга – результат пари между Яном Флемингом и Питером Уайлдингом. Созданные под чутким руководством Жан-Жака Картье, сегодня находятся на постоянной экспозиции в Британском музее, как образец тончайшей работы и британского мастерства

Шкатулки Cartier привлекали взыскательных клиентов по всему миру, некоторые их коллекционировали, например – Ага-Хан, выкупивший многие вещи эпохи ар-деко, а также владелец одной из крупнейших лондонских художественных галерей. Но большинство клиентов даже не могли себе представить закулисный процесс создания шкатулки. Уайлдинг был необычным коллекционером, потому хотел собрать предметы, которые еще не были созданы. «Коллекционеры, претендующие на некоторую долю участия в редком предмете, сами редки», – писал журнал Connoisseur в статье о коллекции Уайлдинга в августе 1969 года.

Шкатулки Уайлдинга были очень дорогими, и Cartier не делал на них больших наценок. «Учитывая огромную работу, для него это была отличная сделка, – вспоминал Жан-Жак. – Этим заказом были связаны несколько моих лучших мастеров по нескольку месяцев подряд». Уайлдинг был доволен. В 1964 году он написал другу, что «серьезно задолжал своему маленькому ювелиру [Cartier], но я не могу жаловаться, поскольку наша последняя работа заставила бы самого Фаберже обратить на нее внимание». Жан-Жак, скромный по натуре, сказал бы, что не может соперничать с работой именитых предшественников. Но в данном случае он по праву гордился собой. Уайлдинг доживет до того, чтобы увидеть 12 шкатулок, еще 5 будут сделаны после его смерти. Сегодня 17 его шкатулок экспонируются в Британском музее, являя собой образец ювелирного мастерства – как мечтал Уайлдинг.

Чудеса механики

В 1960-е годы «свингующий Лондон», как окрестили столицу американские журналисты, находился на переднем крае революции в моде, музыке и товарах народного потребления. Субкультура Mod, своими корнями уходящая в группу бунтующих молодых лондонских «модернистов», бросила вызов современным тенденциям. Эти люди танцевали всю ночь, настаивали на подходящей их образу жизни одежде, катались по городу на мотороллерах. К середине 1960-х годов жесткая экономия уступила место молодежной моде, психоделической музыке и яркому поп-арту.

Мода на роскошные бриллиантовые диадемы давно прошла, да и ожерелья продавались все реже. Пожилые продавцы с ностальгией рассказывали молодым о тех днях, когда «деньги не были вопросом», а драгоценности Cartier были символом высшего статуса. Сегодня стало труднее заманить людей в магазин, не говоря уже о крупных продажах. Темп и ритм задавала молодежь: независимость, смелость, свобода. В одном из интервью Джозеф Олгуд вспоминал неожиданный визит в дом 175 на Нью-Бонд-стрит группы длинноволосых джентльменов в джинсах. Позже ему сообщили, что это были The Beatles.

Когда высокая мода перестала быть актуальной, женщины потребовали крупных драгоценностей без большого ценника, и даже Dior начал создавать бижутерию. И хотя самого Жан-Жака бижутерия совсем не интересовала, содержимое его бутика с доступным товаром оказалось более популярным, чем дорогие украшения в главном магазине (в это время бутик даже расширился за счет соседнего помещения в Испанской галерее).

Часто клиенты искали золотые ожерелья и браслеты или массивные броши и кольца с полудрагоценными камнями, например – с топазом. Неювелирные изделия также были популярны: «первые сумки с отстегивающимися золотыми цепочками», вспоминал лондонский продавец Cartier, «продаются очень хорошо самым богатым женщинам в мире за 600 фунтов стерлингов» (около $15,400 сегодня). Идея состояла в том, чтобы предложить три