Мои воспоминания. Под властью трех царей - Елизавета Алексеевна Нарышкина

Императорская семья проводит время в занятиях с детьми. — Трогательное прощание. — Последние письма Императрицы

Двадцать третьего февраля 1917 года я приехала на несколько дней в Петербург. Вскоре после моего приезда маленький Цесаревич заболел корью, потом захворали обе его старшие сестры, а также Вырубова. Я хотела сразу вернуться в Царское Село, но той же ночью у меня случился очень сильный сердечный приступ, который затем несколько раз повторялся. Это недомогание, явившееся следствием потрясений, пережитых мною в последнее время, удерживало меня в Зимнем дворце. На улицах ежедневно возникали беспорядки, народ требовал хлеба, рабочие скитались по городу, не имея работы с тех пор, как кончилось необходимое сырье. Теперь я приведу выдержки из своего дневника[1180], который постоянно вела, даже во время самых ужасных событий.

27 февраля 1917[1181]. Доктор Варавка пришел вне себя: он собственными глазами видел на улицах стычки, пулеметы, выстрелы, много раненых и убитых. Он с большим трудом сюда добрался. Теперь народ требует не только хлеба, но и смены правительства. Еще не слишком поздно, еще не утерачен полностью престиж Императора, он только должен уволить Протопопова и создать министерство, пользующееся доверием народа. Но Императрица упрямо противится каждой уступке, вследствие сатанинского влияния, которому она подчинена. События развиваются со страшной быстротой. Родзянко встал во главе комитета по поддержанию общественного порядка[1182], к нему один за другим присоединяются полки, все войска перешли на сторону Думы. Две телеграммы, посланные Императору, до сегодняшнего дня остаются без ответа. Больше нет никаких министров, все ушли в отставку. Ходит слух, что дом министра двора сожжен дотла. Караул, обычно стоящий перед дворцом, исчез. Предполагают отправить в Царское Село делегацию, чтобы сообщить Императрице о смене правительства[1183].

1 марта. От Императора никаких известий, где он, мы не знаем. Ночью кто-то проник в покои Императрицы, охрана ее покинула. Императорские дети больны, у малыша температура 39°. Чувствую, что мне надо в Царское Село, но попасть туда невозможно, так как нет ни лошадей, ни машины. Звонила Владимиру Волконскому. Он советует мне подождать.

3 марта. Как всегда, партия законности и порядка устранена революционерами и демагогами. Они хотят республики, они хотят анархии! Насилие на улицах, много убитых, грабежи в домах. В Твери убит Бюнтинг[1184], так же как и один из Вяземских[1185]. Государь подписал отречение за себя и за сына. Отчаяние.

4 марта[1186]. Протопопов сдался. Говорят, что он дал гадкие показания против Императрицы. Какая подлость! Изящный негодяй флигель-адъютант Саблин первым из гвардии перешел на сторону революции. Бедный старый Горемыкин арестован, его увезли на грузовике, больного!

5 марта. Я позвонила великому князю Николаю Михайловичу и попросила помочь мне с переездом в Царское Село. Его ответ был: «Подождите еще несколько дней, сейчас еще опасно. Я буду держать Вас в курсе дела». Сегодня положение, кажется, проясняется. Новые министры приступили к работе. Только чернь опасна и кровожадна, не удовлетворена отречением Государя, она жаждет его убийства.

6 марта. Покушение на Керенского. Угрожают Родзянко. Вечная история о жирондистах и террористах[1187]. Бенкендорф сообщил мне сегодня по телефону, что моя квартира в Александровском дворце готова. Я хочу завтра туда переселиться. В пятницу на Дворцовой площади будут хоронить жертв революции[1188]. Переехала в Царское Село с Лили Оболенской. Какие горестные минуты! Видела Императрицу. Она очень мягка, очень спокойна, выказывает удивительное благородство души. Мне кажется, что она вовсе не осознает, что все это окончательно и бесповоротно. Она говорит, что Бог сильнее человека, и ей кажется, что все опять начинает успокаиваться. Она даже не понимает, что все случившееся — результат ее собственных ошибок. Мы завтракали вместе с Бенкендорфами, обедали с Буксгевден[1189]. Дети все еще тяжело больны; великая княжна Мария сегодня тоже заболела корью[1190].

8 марта. Была в церкви на богослужении. Диакона арестовали. Когда он начал молиться за Царя, среди присутствующих зашикали. Невыразимо тяжело! Видела некоторых людей, искренне удрученных и сочувствующих. Когда я вернулась домой, Бенкендорф сообщил мне, что мы арестованы[1191]. Мы не можем ни выходить, ни звонить, писать разрешено только через Временное правительство[1192]. Императрица попросила помолиться о благополучной поездке Государя — отказали!

10 марта. Сегодня прибыл Император. Я спустилась вниз, чтобы его увидеть, и остановилась позади прислуги. Он выглядит спокойным. Валя Долгорукий зачитал нам акт отречения от престола. Фредерикс, Нилов и Воейков арестованы. Мы обнаружили, что калитка в сад, через которую обычно входил Император, заперта, и стали ждать офицера охраны, который заявил, что положил ключ в другое место. Император ждал добрую четверть часа, а затем сказал Вале: «Думаю, нам надо поторопиться уйти отсюда». Потом он гулял с Валей в маленьком саду. Офицеры следовали за ним по пятам и называли его «полковник». Императрица пригласила меня к 5 часам на чай[1193]. Я описала Императору начало революции в 1848 году как пример невероятной скорости, с которой развиваются такие катастрофы. Во время беседы Императора вызвали. Прибыла машина с офицером от партии революционеров, которые желали увидеть Императора, потому что сомневались, что он арестован. Через некоторое время он вернулся, и мы снова продолжили нашу дружескую беседу. Какое самообладание! В какой-то момент, когда Императрица покинула комнату, он сказал мне: «Не правда ли, она смелая?» Вечером все мы, крайне подавленные, собрались у Бенкендорфов[1194].

11 марта. Апраксин больше не может выдержать и утром уезжает. Он пришел попрощаться к Императрице и сказал ей, что она должна расстаться с Анной Вырубовой, это вызвало у Императрицы ярость и протест.

13 марта. Дела идут все хуже. Революционная партия не хочет отпускать Императора, опасаясь интриг, предательства и разглашения государственных секретов. Немцы предпринимают нечеловеческие усилия, чтобы прорвать наш фронт. Если им это удастся, путь до Петербурга будет для них открыт. У меня был делегат Временного правительства Коцебу[1195], который сообщил мне сведения о моей семье, о которой я долгое время ничего не знала, и также сообщил, что в Степановском украдены мои превосходные коровы. Я написала Силину, чтобы узнать подробности. Печально! Печально![1196]

16 марта. Сегодня неделя, как мы арестованы. Маленькая великая княжна Мария очень больна. К кори добавилось еще воспаление легких. Температура 40,5°. В Степановском беспорядок, как повсюду; никакой полиции, никакой местной власти, никакого сторожа. В случае нападения я не стану защищать имение с оружием в руках — никакой ненависти, никакого кровопролития там, где всю жизнь я пыталась посеять