Правила ведения боя. #победитьрак - Катерина Гордеева

Именно Улицкая настояла на том, чтобы я переписала книгу «Победить рак» для второго издания. Именно она интересовалась всеми возможными продолжениями историй. Именно она сказала: книгу надо переписывать, потому что одно только это – важнейшее доказательство того, как стремительно и очевидно медицина движется вперед. «Дописала, Катька?» – спрашивает она меня за этим утренним кофе на безлюдной набережной. «Осталось несколько глав». – «Отлично! Я очень жду. Я знаю очень многих, кому такая книга пригодится». Она гладит меня по плечу. И это, пожалуй, самая большая поддержка в моей жизни.

Вдоль широкой песчаной береговой линии Балтики расставлены старомодные голубые скамейки. Отдыхающие, сворачивая с прямолинейного променада, присаживаются и замирают.

Жанна всё дольше может оставаться на ногах, у нее хватает сил играть с Платоном, гулять по белому песчаному променаду с Димой, принимать гостей и самой ходить в гости. Тем же летом в Юрмале Платона покрестят: семья сумела дождаться восстановления Жанны.

«Я боялся дышать, – рассказывает Шепелев, – я боялся утвердительно ответить себе на вопрос: ушел ли рак, победили ли мы его? Это было странное ощущение: с одной стороны, наконец, произошло то, чего мы так долго ждали, – Жанна пошла на поправку. С другой – мы боялись произнести это вслух. Нам предстояло заново научиться жить, научиться верить, что для нас действительно возможна жизнь без рака».

Тем летом Жанна и Платон двигались параллельными курсами: мальчик сделал первые шаги в те же дни, когда мама впервые за долгое время встала с инвалидного кресла и смогла преодолеть пару метров на своих ногах. Жанна проходила курс реабилитации, Платон учился жить с мамой, говорить, играть. Летом 2014-го в Юрмале Жанна впервые после болезни садится за руль машины, хотя ее зрение всё еще позволяет желать лучшего. В автомобиль Жанна села вместе с мамой, поехала в неправильную сторону, чудом не врезалась в грузовик и не разглядела ни одного дорожного знака, встретившегося по пути. Но была счастлива!

«Тем летом Жанне исполнилось 40 лет. В саду нашего летнего дома мы накрыли столы, и впервые за долгое время, празднуя, подняли бокалы каждый за свое, но всё равно за одно – за здоровье любимого нами человека. Это был действительно грустный праздник с улыбками и надрывным смехом. Чувство тревоги неизменно отравляло сладость торжества. Жанна произнесла тост: «Если бы не вы, меня бы уже не было в живых. Спасибо. Я люблю вас», – вспоминает Дима. Мы смотрим на стальное Балтийское море. Теперь осень. И широкие пляжи пустуют. Ни детского смеха, ни взрослой болтовни. Тихо.

Шепелев вспоминает, летом 2014-го он обменялся с Жанной кольцами: «Мы были бы не мы, если бы я не замямлил что-то сбивчивое и путаное, мы не засмеялись, и я не попросил разрешения начать еще раз, сначала. Жанна не была бы собой, если бы не ответила кокетливо: «Я должна подумать», что, конечно же, означало «да». Потом она пришлет ему сообщение: «Я буду твоей женой». А кольца, сделанные другом-ювелиром за символический один доллар, прибудут из Америки в бархатной коробочке. И они, смущаясь и улыбаясь, наденут их друг другу без свидетелей. Это была не свадьба в привычном понимании слова, а жизнь, которую два взрослых человека, вместе переживших очень тяжелую болезнь, решили теперь связать навеки. «Болезнь научила нас главному: завтра может и не быть. Поэтому мы не загадывали на будущее, мы просто верили, что всё плохое и страшное останется позади, а мы будем жить так и столько, сколько нам будет отпущено, – говорит Дима. – Наверное, все же мы счастливы. Однако это какое-то обостренное, раненое, затравленное счастье. Всегда с опаской. Счастье, которое не расслабляет, а скорее напоминает о зыбкости происходящего. На рассвете, стоя босиком на крыльце, глядя, как серое море сливается с серым небом – такое бывает только в Юрмале, – мы с Жанной чаще молчим: боимся спугнуть то, что есть».

Осенью 2014 года они вернутся в Москву и даже смогут улучать мгновения, чтобы побыть в своей любимой квартире наедине: просто сидеть часами, обнявшись, смотреть черно-белое кино, пить чай, хохотать и примерять на себя обыкновенную жизнь. В какой-то момент им покажется, всё вернулось на круги своя: обед с друзьями в кафе, долгий поход Жанны по салонам красоты, вечер наедине, гости, запланированные на завтра, и билеты на детский спектакль, куда они пойдут втроем с Платоном в ближайшие выходные. «Поразительно было, как люди в разных местах встречали Жанну, – рассказывает Шепелев. – Совершенно незнакомые, наплевав на правила поведения и этикет, они подходили, обнимали ее, говорили слова поддержки и иногда даже плакали. Вначале это было странно и даже дико, но я видел, какими ободряющими эти слова были для Жанны, как ей важно было знать, что людям небезразлично ее возвращение, ее борьба и ее победа над болезнью. Да-да, к Новому году мы внутренне уже стали считать эту историю историей со счастливым финалом».

Вернувшись в Москву, в канун нового 2015-го года он впервые за долгое время пригласил ее в театр. Почему-то она собиралась дольше обычного. Нервничая, Шепелев вышел из машины, чтобы встретить ее, и остолбенел: ему навстречу чуть неуверенно, но практически прежней легкой походкой шла Жанна на каблуках. Это было потрясающе. «Ты прекрасна», – только и смог выговорить он. Поднял на руки, поцеловал и понес к машине.

Он назовет это лето и эту осень моментом наивысшего успеха в борьбе. «Дальше болезнь одну за одной, медленно и уже безвозвратно, начала прибирать к рукам все наши маленькие победы, – медленно говорит Шепелев. – Внешне всё выглядит неплохо: раз в три недели контрольное МРТ, результаты которого отправляются в Лос-Анджелес доктору Блэку. Если тот отвечает, что опухоль не прогрессирует, значит, можно расслабиться на следующие три недели. Внешне всё выглядит неплохо», – повторяет Дима. А потом скороговоркой рассказывает, как еще в декабре стал замечать, что Жанна теряет волю к жизни. Появляются апатия, бессилие, ей всё реже хочется вставать, что-то делать, двигаться, заниматься с тренером, быть красивой, соблюдать диету. «Я твердил ей, что она мне нужна, я даже злился, я рассказывал ей о нашей затее с фильмом, но это не работало. Тогда я убеждал себя, что она просто устала, что это просто такой предновогодний момент, что всё идет хорошо, лекарство работает, а мы двигаемся в правильном направлении. А потом срывался: пил, бил посуду о стену, плакал. У меня не было сил. Я боялся возвращения болезни». – «А она?» – «А она улыбалась. И только говорила: «Счастье любит тишину. Мы же счастливы? Давай помолчим, чтобы не спугнуть свое счастье». Теперь я понимаю, что я – человек, который не сумел ни с кем поделиться страхом, когда Жанна заболела, а потом ни с кем не смог разделить ужас того, что болезнь вернется. Я миллион раз прокручивал в голове свой разговор с доктором. Я пытался вспомнить, что он говорил о шансах, о времени, когда препарат будет действовать, о прогнозе. В какой-то момент я понял, что сам себе подкидываю новые и новые зацепки, чтобы не переставать надеяться, чтобы верить».

В онкопсихологии принято считать, что вместе с самим онкологическим пациентом болеет минимум 10 человек, находящихся рядом, это те, кто входит в ближний круг. Тому, кто совсем близко, достается больше других: те же стадии принятия болезни, те же силы на преодоление признания диагноза, силы, потраченные на борьбу и страх рецидива. И, как следствие, нежелание признавать возвращение болезни в том случае, если оно случилось.