Пантелеймон Романов - Пантелеймон Сергеевич Романов

Фекла бежит через сцену.

ФЕКЛА. Едут, едут, накажи господь.

ПЕТУХОВ. В самый раз…

КАПИТАНША. Серж, возьмите одеколон.

ПЕТУХОВ. Певчие, откашлялись? Гляди… Стихи моего сочинения, авторские, прошу обратить внимание. Ансамбль, пожалуйста. Граф, станьте наперед.

Входят серебряные молодые.

ШИШИКИНА. Не дергай носом. Возьми платочек.

(Петухов дает знак и управляет обеими руками. Певчие поют первые два стиха на мотив «Многие лета», а последние — что-то вроде «Со святыми упокой».)

Поздравляйте, торжествуйте.

Двадцать лет уже прошло.

Ах, года их не считайте —

Для них время не ушло.

КАШИН. Весьма благодарен, господа. Не ожидал такого сюрприза… в такое тяжелое время.

АННА ФЕД. Очень, очень мило. Это все Ардальон Степаныч…

ПЕТУХОВ. Стихи моего сочинения. Маленькая неточность только вышла: двадцатипятилетие, ау меня сказано 20 лет. Пятерочку пришлось скостить для размера, а то стиха не получается.

АННА ФЕД. Нет, очень мило. Вы первый поэт, которого я вижу в натуре.

ПЕТУХОВ. Здорово: «первый поэт»… Повторить вторую половину на бис. (Поют. Петухов управляет одной. рукой, другой держит руку Агафона, чтобы он не выпил.) Капитан, подождите, голубчик, — сейчас депутации пустим. Поднимаем бокалы.

ШИШИКИНА (мужу). Что ты всей пятерней-то ухватился. леший! Мизинец оттопырь. Вот так…

ПЕТУХОВ. Подняли?.. Приветствие от деятелей искусства скажет местный поэт, драматург, художник, артист и режиссер Ардальон Петухов. Достоуважаемый отец города. Родион Архипыч! Здесь, как щепки от великого землетрясения на уцелевшем островке, собрался весь, можно сказать, цвет. И вот этот цвет теперь приветствует вас. Я лично скажу от искусства: вы всегда были покровителем, и кабы не вы, нашему брату была бы рачья смерть, со святыми упокой. Это надо говорить по совести, потому что публика грошовая, ни черта не смыслит, печной горшок и т. д. Да здравствуют высокие покровители святого искусства!.. Певчие! Ах, года их не считайте… (Певчие поют. Петухов чокается), счета долой. Следующий… От интеллигенции скажет эсер и меньшевик, Валерий Николаевич Беркутов. Валяй.

БЕРКУТОВ. Не бывает таких сочетаний.

ПЕТУХОВ. Да ну, что там, не ломайся. ВСЕ. Просим, просим, говорите…

БЕРКУТОВ. Приветствуя серебряных молодых, я с удовольствием и радостью замечаю, что почувствовал здесь, на этом торжестве, то, чего раньше не чувствовал и жестоко отрицал: ценность семейных устоев, красоту национальных обычаев, религии и прочего. Мы раскаялись, господа. Теперь, когда мы уже слышим гул чугунных шагов с севера, когда бурный поток грозит снести нас — не нынче-завтра, теперь…

ПЕТУХОВ. Что ты похоронную-то какую-то завел?

БЕРКУТОВ. Теперь мы поняли, куда мы шли и что сами своими руками подготовили гибель себе…

ПЕТУХОВ. Гибель, ура! Следующий…

БЕРКУТОВ. Дайте же договорить.

ПЕТУХОВ. И так хорошо, от дворянства скажет граф. Покороче.

ГРАФ. Приветствуя серебряных молодых, я должен сказать, что растроган и умилен. Приехав сюда из Москвы, из пасти дракона, я нахожу здесь во всей неприкосновенности старую жизнь. Я плакал при виде этого стола, этого портрета — символа нашего могущества.

ПЕТУХОВ. Не затягивайте. Конкретно…

ГРАФ. У меня ничего не осталось, кроме этого мундира и некоторых мелких вещиц, печатки и собачки из слоновой кости, но я, надев мундир, в этой остановке чувствую, что у меня в жилах течет кровь моих предков…

ПЕТУХОВ. Предков… Готово. Ура!.. Армия, жарь.

КАШИН. Что же ты, братец, никому не даешь договорить.

ПЕТУХОВ. Затянут очень… Жарь.

КАПИТАН. По-солдатски говорю: здравия желаю на многие лета.

ПЕТУХОВ. Молодец! Коротко и ясно. А то до водки никогда не доберешься.

КАПИТАНША. Позвольте вас поздравить.

АННА ФЕД. Спасибо, дорогая.

ПЕТУХОВ. (Агафону). Ну, ничего не скажешь? Это самый тихий. От мещанства депутат. Не знает, что сказать. Одним словом, поздравляет. Подойди… Супруга его…Так…

НАДЯ. Молодое поколение за вас тоже баночку опрокинет.

АННА ФЕД. Надежда, откуда ты, скажи на милость, набралась таких выражений? Ничего не чувствует, ничего святого нет. Забыла, как называются такие люди. ПЕТУХОВ. Попало барышне.

КАШИН. До глубины души, господа, растроган.

ПЕТУХОВ. Так и надо. Певчие! Ах, года их не считайте. (Поют и уходят.)

КАШИН. Я только не вижу еще двух дорогих гостей: Ивана Ивановича и нашей милой княгини. Она вчера приехала. Ее выгнали из ее пензенских имений, где я покупал у нее лес.

ГОЛОС. Ого, уже до Пензы дошло.

ГОЛОС. Батюшка, батюшка…

НАДЯ. Попы идут!

АННА ФЕД. Надежда! О, наказание!

Входят священник и дьячок с косичкой.

СВЯЩЕННИК. Мир дому сему.

ГОЛОСА. Благословите, батюшка, благословите.

СВЯЩЕННИК (благословляет). Дамского пола много… Райские цветы. Весьма…

КАШИН. Ну, помолимся, а потом закусить.

Начинается молебен. Молодежь стоит сзади матери, ее разбирает смех, и это развлекает мать. Она все оглядывается, показывает им кулак и говорит в промежутках молитвы: «Олухи! Ослы! Перестанете вы или нет!» Дьячок поет и раздувает кадило, взяв от образов картон, на котором нарисованы карикатуры, вдруг замечает их и, продолжая петь, показывает священнику. Тот, покачав головой, передает их Кашиной.

АННА ФЕД. Что это такое? Надежда, это твои штуки? НАДЯ. Ой, елки зеленые!

АННА ФЕД. Надежда! Что это за елки!

Надя убегает с карикатурой. Молебен кончается. Прикладываются ко кресту.

АННА ФЕД. (Петухову). А это, батюшка, все ваши художества, эти рожи?

ПЕТУХОВ. Нет-с, мое вот, с треугольниками. Новой школы.

АННА ФЕД. То-то вот, тебе 40 лет, шесть человек детей, а у тебя треугольники…

КАШИН. Прошу садиться, господа. Петухов, ну-ка.

Входит княгиня.

КАШИН. А княгиня. Как