Ревущая Тьма - Кристофер Руоккио

Я остался сидеть, Бассандер же встал, как статуя.

Так происходит всегда: внешняя угроза вбивает клин между теми, кто должен сотрудничать. Обязан сотрудничать. Я не мог свернуть со своего пути, Бассандер тоже не мог изменить свою позицию. У меня было небольшое преимущество: я имел возможность солгать или сказать то, что Райне хотела от меня услышать, при этом не потеряв лица и не предав убеждений. Я мог проявить гибкость, прогнуться, а вот Бассандер – только сломаться. Я встал и протянул ему руку. Молча, ибо любое слово могло стать ошибкой.

То, что последовало дальше, настолько потрясло меня, что я не нашел этому адекватного объяснения. Бассандер взглянул на мою руку так, словно это была ядовитая змея, и ухмыльнулся. Я по-прежнему молчал, и он не стал пожимать ее, ведь это связало бы его обязательствами, которые он не хотел на себя брать. Это поставило бы его в уязвимое положение, поэтому он повернулся и отсалютовал трибуну:

– Мэм, я подчиняюсь вашим распоряжениям.

Смайт кивнула, поджав губы, как будто говоря: «Меня это устроит». Возможно, так и было.

– Оставьте нас, – сказала она, и мы с Бассандером, покосившись друг на друга, направились к выходу. – Не вы.

По тону я понял, что она обращается ко мне, и задержался у двери, когда Бассандер Лин вышел и скрылся в коридоре. Не дожидаясь просьбы, я подобрал брошенную трость трибуна. Она была тяжелой, вырезанной из какого-то черного, как гагат, дерева с дымчатыми вкраплениями. Набалдашник и наконечник были латунными, ничем не украшенными. Трость была под стать хозяйке. Я молча прислонил ее к столу Смайт и сел на прежнее место.

Она некоторое время разглядывала меня, сложив руки. Ее старший офицер копировал ее в манере, присущей старым боевым товарищам, – со временем они становятся все больше похожи друг на друга.

– А вы и правда ходячее клише, – сказала она наконец.

– Мой учитель предпочитал называть меня «мелодраматичным», – беззаботно ответил я.

– Он был прав. – Смайт что-то отковырнула со столешницы. Карие глаза уставились на меня, язык зашевелился. – Думаю, вы понимаете, в какое затруднительное положение меня поставили. – Она начертила в воздухе круг. – Вы на моем попечении, и теперь мой легат и Первый стратиг стоят у меня над душой. Леонид согласен, что ваш поход был оправданным риском, а вот Хауптманн… Хауптманн в этом не уверен, а отчитываться мне в конце концов придется перед ним.

– С вашего позволения, я должен сказать, что никогда не хотел ставить вас в неловкое положение, – ответил я после долгих раздумий. – Я лишь придерживался плана, как и всегда, и продолжу следовать ему.

– Даже если стратиг прикажет обратное?

– При всем уважении, я прекрасно помню, каково было условие моего вызволения с Эмеша. Вы сказали, что Бассандер должен будет держать меня под строгим контролем. Но я никак не возьму в толк, зачем вы послали меня, если хотели получить еще одного Бассандера.

Мне показалось? Или рыцарь-трибун в самом деле улыбнулась? Так или иначе, она молчала, и я добавил:

– Как бы то ни было, мэм, новые приказы стратига Хауптманна показались мне пораженческими, и я счел, что мои действия принесут больше пользы Империи и человечеству, чем подчинение и возвращение с капитаном Лином на Коритани. Если до этого дойдет, я готов понести ответственность за свои действия на «Бальмунге».

Брови Смайт взлетели вверх за полсекунды до появления на лице улыбки. Она повернулась и улыбнулась старшему офицеру, который сунул пальцы в кармашек на поясе и передал начальнице один хурасам.

– Надеюсь, не дойдет, – сказала та, поворачиваясь ко мне.

Как я выяснил позднее, они заключили насчет меня пари. Кроссфлейн ожидал, что я стану умолять о пощаде, Смайт – что я останусь при своем мнении. Потом я узнал от Бассандера, что эти двое частенько заключали такие пари.

– Мы творим историю, – заявила она. – Мирные переговоры со сьельсинами и последующий мир.

– Времена мирные[38], – добавил Кроссфлейн.

Сколько лет воевали эти двое? Сколько лет бодрствования? Когда они начали сражаться, были ли седые волосы Кроссфлейна еще черными, а на лице Смайт еще не было шрамов? Та тяга к битвам и славе, та жажда служить, что позвала их из давно забытых домов, исчезла, превратившись в свойственное всем старым воякам чувство долга перед семьей сослуживцев, которое превыше даже любви к родине.

Они, как многие солдаты, знали цену войны и потому мечтали о мире.

– Что ж, трибун, я с вами, – ответил я.

– Хорошо. – Смайт открыла ящик стола. – Тогда вам понадобится вот это.

Она положила на стол мой меч. У меня отвисла челюсть.

– Полагаю, это ваше? – спросила Смайт.

– Откуда он?..

– Лорд Сагара передал его Бассандеру. Больше не теряйте, – сказала она и со вздохом повернулась к двери в личные покои. – Можете идти к своему экипажу.

Я взял меч и приготовился уходить. Привычная тяжесть и потертая кожа рукояти заставили меня почувствовать себя как дома.

– И вот еще что, Адриан, – окликнула меня рыцарь-трибун.

– Мэм?

– Скажите капитану Корво, чтобы готовила команду. Вы правы. Они могут нам пригодиться.

Я шел за Юмэ по пятам, поднимаясь по крутой винтовой лестнице. Голем давно уже молчал и не отвечал на вопросы, поэтому я сдался и последовал за ним с «Мистраля» в темное чрево «Демиурга». Сверху на нас смотрели горгульи, стены покрывали батальные росписи и сцены Сотворения мира, но у меня не было времени любоваться.

Мы спешно вышли на узкий мост над бездной, в глубинах которой разносилось эхо. Я задержался, отважившись посмотреть вниз. Там можно было различить серые силуэты грузовых кораблей, припаркованных близко друг к другу, как яйца в картонной упаковке. Из выхлопных люков вырывался холодный пар. Судя по имперскому солнцу на бортах, прибыла обещанная Смайт плата.

– Сюда, сэр, – сказал Юмэ, поторапливая меня.

Вспомогательный мостик служил своего рода залом для встреч, небольшим и не настолько пафосным, как зал с голубыми свечами. Здесь царил полумрак, и мостик можно было бы принять за пещеру, если бы тусклые, похожие на догорающие костры, красные лампы на округлых стенах не отбрасывали адское свечение на кресла и приборные панели. Кхарн Сагара сидел над проектором в центре зала, похожий на склонившегося над шахматной доской средневекового короля. В тени трона прятались его дети, как всегда наблюдательные. Смайт с Кроссфлейном уже были здесь.

– Вот и он, – с улыбкой произнес хозяин.

Один его синий глаз принялся следить за мной, как только я переступил порог. Юмэ как будто растворился в воздухе – я не видел других дверей, через которые он мог выйти. Неприкрытое злорадство в голосе Кхарна остановило меня, и я машинально, несмотря на присутствие Смайт, Кроссфлейна и их телохранителей, потянулся к мечу.