Белая чума - Фрэнк Герберт

– Джозеф Херити напомнил нам, – продолжал священник, – о священном предупреждении. Христос сделал это бельмом на нашем глазу. Оно вызывает страшный вопрос: а судьи кто? Осмелимся ли мы осуждать самих судей? Если мы говорим, что только мужчины могут быть судьями, мы отрицаем Бога. Неужели мы отрицаем Бога?

– Да, я отказываюсь от него! – крикнул Херити.

– Замолчи, Джозеф, – сказал Кевин. – Пусть себе проповедует.

Отец Майкл обвел комнату горящими глазами.

– Мы были цивилизованными в Ирландии, в то время как весь остальной мир был грязной языческой помойкой. Так давайте же поступать как цивилизованные люди. – Он уставился на Доэни, явно выражавшего неудовольствие.

– Если мы намереваемся устроить здесь законный ирландский суд, как говорит «судья» Кевин О'Доннел, тогда в нашем суде не должно быть лицемерия. Давайте не будем тешить себя иллюзиями. Давайте не будем считать себя ангелами, а бедного Безумца… господина О'Нейла исчадием ада. Это именно тот вопрос, который требует решения согласно нашей клятве.

– Неужели требует? – иронично спросил Херити.

– Требует! – свирепо ответил отец Майкл. – В чем обвиняется этот человек?

– В чем обвиняется? – повторил Херити с насмешливой торжественностью. – Он обвиняется только в том, что сломал цветок ирландской прелести.

– Он был безумен в этот момент! – воскликнул священник.

– Момент? – опять с нажимом повторил Херити. – Конечно же, этот момент длился довольно долго! – Он мельком взглянул на Пирда, стоявшего отдельно от толпы. – Не хотите ли вы что-нибудь сказать нам, доктор Адриан Пирд?

– Он выглядел нормально всегда, когда я встречался с ним, – заявил Пирд. – Я внимательно наблюдал за ним с тех пор, как мы заподозрили в нем О'Нейла.

– А что, он сделал здесь? – спросил отец Майкл.

– Хотел показать нам, что знает, как была создана чума, – ответил Пирд.

– Ради Бога, люди! – взмолился отец Майкл. – Он раскрыл перед вами все, что нужно для того, чтобы найти лекарство.

– Я не вижу никакого лекарства, – буркнул Пирд. – Я думаю, что мы найдем его, но только не благодаря ему.

– О Боже! – вздохнул отец Майкл. – Создание лекарства будет заслугой Адриана Пирда. Ну, теперь я все понял. – Он посмотрел на Доэни, который тут же отвел взгляд. Священник еще раз взглянул на присяжных, подумав о том, что там собрался всякий сброд, изображающий скуку. Неужели они консультировались с Кевином и Херити и уже вынесли приговор? Не был ли этот процесс обыкновенным обманом?

– Окончательный конфликт происходит между хорошим и хорошим, а не между хорошим и плохим. Не в этом ли предмет нашего спора? – спросил священник.

– Я говорю вам, сидящим в этой комнате, что мы столкнулись с конфликтом между плохим и плохим. Может ли черт судить дьявола? Вы можете спросить: «Кто же знает его лучше всех?» Но я предупреждаю вас и умоляю подойти к решению с ясной головой и полным пониманием того, какая власть дана вам, чтобы судить.

Священник подошел к своему месту и сел. Мальчик приблизился и встал рядом.

Джон посмотрел на голову в сосуде. Что она скажет теперь? Лишь только голова вправе выносить правильные решения в этой комнате. Джон с внезапной ясностью понял это и ощутил тепло от такой мысли.

Кевин посмотрел на Доэни и кивнул, находя забавным воспоминание о том, как Доэни заставили взять на себя роль прокурора. Как это, должно быть, уязвляет его гордость!

Финтан заметил, что лица присяжных несколько оживились. Решение было уже известно заранее. О нем Кевин дал понять в частных беседах с теми людьми, что были выбраны из его банды. «Но привкус трагического спектакля был присущ самой Ирландии, – подумал Доэни. – Привлекательность настоящего суда нельзя было отрицать. Мы толпой бежим на спектакли агонии и наблюдаем, как на сцене умирают. Мы массово спешим на Голгофу». Он усмехнулся своим мыслям, когда готовился к решающей речи.

«Моя задача очень проста, – подумал Доэни. – Я просто должен предоставить им слово для оправдания уже принятого решения».

Самым рассудительным тоном, на какой только был способен, Доэни обратился к присяжным.

– У меня нет желания унижать О'Нейла. Я согласен с тем, что он только тогда был безумен, когда совершил это ужасное открытие. Но это не оправдание. При условии, что сумасшествие будет служить оправданием за другие отвратительные преступления, мы вынуждены будем пересмотреть всю историю нашего мира. Это можно поставить в один ряд только с распятием на кресте самих себя.

Доэни быстро взглянул на отца Майкла. Затронута его религия, как он отреагирует?

– Священник говорит, что это вспышка гнева, страстная ненависть, – продолжил Финтан. – Теперь это предельная вспышка гнева всего человечества. Может ли оно сейчас проявить милосердие к О'Нейлу? Можем ли мы рассматривать явный факт его безумия как просто смягчающее обстоятельство? Я думаю, что не можем! Есть такие преступления, для которых сумасшествие не является оправданием! Есть такие преступления, само рассмотрение которых требует, чтобы Безумца признали виновным!

Доэни повернулся, чтобы увидеть О'Нейла. Почему этот человек так пристально смотрит на голову бедного Алекса? Безумец, казалось, никак не реагирует на ход процесса, только его плечи низко опущены, но взгляд прикован к голове, находящейся в сосуде.

– Священник говорит: не судите и не судимы будете. Известное выражение, слышанное каждым. Но чье суждение мы выносим здесь? Неужели мы допускаем, что Бог одобряет преступление О'Нейла?

Доэни посмотрел на отца Майкла и подумал: «Пусть он теперь вернется к своему оправданию безумия!»

Все еще глядя на священника, Финтан продолжал:

– Только сам дьявол радовался бы совершенному О'Нейлом злодеянию. И пожалуй, это седьмой день дьявола, когда он отдыхает и восхищается его работой. Я не могу сказать: «Пусть Бог судит этого человека, потому что мы, люди, не можем его судить».

Доэни вновь обратил свое внимание на присяжных, заметив, как они заскучали. Достаточно ли веских доводов он привел?

– Бог лучше знает. Это ли наше-суждение? – спросил Доэни. – Допустим ли мы, простые смертные, что не сможем оценить сделанное О'Нейлом? Неужели у нас нет наблюдательности и логического мышления?

Один из присяжных, человек с красным шрамом через всю щеку, подмигнул Доэни.

Тот отвернулся, внезапно почувствовав себя как-то причастным к преступлению. Когда он вновь заговорил, голос его стал тише и не таким уверенным. Кевин вынужден был приказать:

– Говори громче!

– Я говорю вам, – опять начал Доэни, – что решение должны вынести мы. Мы, выжившие после насилия. На нас лежит задача восстановления нашего доброго имени. В этой комнате не дьявол выступает против дьявола, а мы боремся со злом! Это война! Это принципы, которые мы должны признавать и применять!