Месть палача - Виктор Вальд

* * *

– Смотри, что ты здесь видишь?

Гудо криво усмехнулся:

– Это «кресло признания». Острые шипы на нем не дают ни малейшей возможности пошевелиться. Твое кресло, палач, еще к тому же подогревается снизу, вызывая страшные ожоги. Дыба-ложе. Оно имеется во всех пыточных камерах, где есть опытный палач. Вращая барабан, можно вызвать страшную боль, растягивая несчастного мученика. Если подрезать мышцы, это ускорит разрыв тканей. Можно накладывать щипцы. Особенно чувствительно это для женских сосков. Можно прижигать каленым железом. У тебя хорошая жаровня, палач. Дыба-подвес… Самая распространенная пытка. Океан вариантов и возможностей. Хотя и считается у судей легким вариантом пытки… Что еще?.. Ах! Пирамида «бдения». Последний, кого я сажал на нее, был Мартин. Жив ли ты еще? Проклятый Мартин! Хорошие щипцы – «ведьмин паук». Железный сапог с шипом. Коленодробилка…

– Достаточно, – разочаровано произнес палач. – Разденьте его.

Помощники палача тут же приступили к Гудо, но тот остановил их тяжелым взглядом:

– Я сам. Мне дороги эти синие одежды.

Гудо быстро сбросил с себя свои знамениты одежды, и выпрямился во весь свой огромный рост.

– Любопытно. Весьма любопытно.

Палач был на добрых два десятка лет старше «господина в синих одеждах», но его морщинистое лицо и седые волосы не могли обмануть Гудо. Крепкое, стальное тело, узловатые мышцы на руках, бычья шея. Такие и в старости не теряют силу, мощь и выносливость. Такого невозможно сбить с ног одним ударом. И очень трудно прикончить голыми руками. Да к тому же в этой комнате пыток у венецианского палача шестеро помощников. Богатый город Венеция, и его необходимости могут себе позволить такое расточительство.

В свете многочисленных факелов, дышащих жаром жаровен и металлических корзин отчетливо и впечатляюще смотрелись все следы войны и пыток, что нестираемыми печатями «украшали» тело Гудо.

– Это от меча. Нож. Сарацинская сабля. Это от кнута. От стрел. Жгли и прижигали тебя множество раз. А сколько же раз тебя пытали, страдалец?

Гудо усмехнулся самой жуткой из всех улыбок, на которые он был щедро одарен дьяволом:

– Таков, как я есть, я родился от соития дыбы и кнута. Боль причина моего второго рождения. Так что в этой камере пыток я в чреве матери. Мне тепло и уютно. Я знаю о пытках и о боли все. Если сможешь – удиви!

Венецианский палач отшатнулся. Он что-то невнятно пробормотал и отправился в дальний угол, к столу с вином и жареным мясом.

Через некоторое время оттуда донесся голос пыточного мастера:

– Уже время. Приковать его к стене! Скоро будут гости.

А через время венецианский палач подошел к прикованному Гудо с куском мяса на ноже и с кувшином вина.

– Подкрепишься? – с неподдельным участием и долей сочувствия спросил он у своей жертвы.

– Не откажусь, – кивнул головой Гудо. – Еще никогда не приходилось вкушать с рук палача, если эти руки – не мои собственные.

Палач подставил горлышка кувшина и осторожно влил в рот прикованного узника большое количество вина. Теплая благодать разлилась по телу Гудо, а щедрый кусок сочной свинины и вовсе развеселил его.

– О чем твой смех несчастный? – сдвинул брови венецианский палач.

– Это смеюсь не я. Это смеется мэтр Гальчини.

– Гальчини? – брови палача поднялись неестественно высоко.

– Еще бы! Ему никогда еще не приходилось видеть, как палач пытает палача. Он уже приготовился к этому зрелищу. Вон там у стола.

Венецианский палач быстро обернулся и передернул плечами:

– Стол пуст. Ты быстро опьянел… Ты слишком быстро опьянел. Или ты уже сошел с ума?

– У меня сегодня важный день. Я должен сохранить голову в ясности и в трезвой памяти. В такие мгновения вино – просто вода. А я не пил уже очень давно. Так что первый шаг позади, равно как и второй. Я ознакомился взором с тем, с чем должно ознакомиться мое тело при помощи твоего искусства, палач.

– Все ты знаешь. Шаги, пытки… Даже как-то и неинтересно с тобой.

– Далее постараюсь тебя не разочаровать…

Но эти слова Гудо произнес уже в спину, уходящему за дверь палачу.

* * *

Палач вернулся в сопровождении Абеле Дженаро, а также нескольких судей и писцов, которые тут же стали устраиваться у большого стола и того поменьше, что был ближе к прикованному к стене узнику. Не промолвив и слова, служители закона расставили чернильницы, положили возле них пучки перевязанных и наточенных перьев, разместили кувшины с вином и миски с едой. Некоторые из младших писцов тут же принялись жевать корки хлеба, с желанием поглядывая на эти кувшины.

Вскоре поднялся старший из судей, и провозгласил клятву о том, что каждый находящийся в этой комнате не обронит ни единого слова об услышанном здесь, ни при каких условиях. Все присутствующие громко подтвердили эту клятву.

После этого старший судья обратился к палачу:

– В случае упорства и нежелания этого узника ответить на мои вопросы, какое ты, палач, предлагаешь применить первое воздействие на упорствующего?

Палач медленно подошел к Гудо и внимательно посмотрел в его глаза. Затем он так же неторопливо направился к судейскому столу:

– Достопочтенный главный судья Светлейшей Республики Венеции! Я представил этому человеку орудия своего мастерства. Я говорил с ним. Я говорил с теми, кто мог сказать о нем нужное по долгу службы. Я услышал то, что о нем говорят другие. Я и ранее слышал об этом «господине в синих одеждах», в том числе и невероятное и невозможное. Я пришел к выводу, что любая известная мне пытка, примененная к телу этого человека, не заставит его говорить то, чего он не пожелает.

Абеле Дженаро, на это заявление, согласно кивнул головой и даже улыбнулся. Судья же вскочил на ноги и растеряно обвел взглядом оторопевших своих и помощников палача:

– О чем говоришь ты, старик? Величайший из палачей! Ты, мастерство которого заставляет рыдать и признаваться даже камни и железо. О чем ты говоришь?

– О том, что понимаю и вижу, – спокойно ответил палач.

– Это предательство Венеции! – закричал судья. – Ты об этом горько пожалеешь, безумный старик. Ты!.. Ты!..

Не найдя больше подходящих слов, главный судья выбежал из комнаты пыток.

В вынужденном безделье оставшиеся судьи и писцы принялись за принесенную пищу и вино. Помощники палача обступили своего мастера и что-то возбужденно ему зашептали. Лишь Абеле Дженаро сохранил спокойствие и приблизился к узнику:

– Я предполагал, что так случится. Палач Джеромо – уникальный палач. Он знает все о своем ремесле. И людей он видит даже лучше, чем банкир отсчитывающий золото клиенту. Теперь дело за тобой. Будь благоразумен. Помощники Джеромо тоже знают свое дело. Но для них пытка не искусство, а ремесло и средство выживания. Помни об этом.