Вот я - Джонатан Сафран Фоер

Как играть слишком много любви

Прошептать в ухо, ждать эха.

Как играть молитву

Прошептать в ухо, не ждать эха.

Как играть никого

Ночь, когда я вернулся из Айслипа, была последней ночью, когда я лежал в одной постели с Джулией. Когда я влез под простыню, она подвинулась.

— Недолгая была война, — пробормотала Джулия.

— Я сейчас был у детей, — сказал я.

— Мы победили? — спросила Джулия.

— Как оказалось, нас-то и нет, — сказал я.

— А я победила?

— Победила?

Поворачиваясь на бок, она пояснила:

— Уцелела.

Как играть "Вот я"

Где-то ближе к концу нашего бракоразводного соглашения был пункт, гласивший, что в случае, если любой из нас будет в дальнейшем иметь других детей, наши общие дети получат "не менее благоприятные условия" финансово как при нашей жизни, так и по завещанию. В соглашении было немало шипов и поострее, но Джулия зацепилась за этот. Но вместо того чтобы признать истину, которая, как я тогда думал, и была главной причиной негодования Джулии — в силу нашего возраста иметь еще детей было реально лишь для меня, — она прицепилась к положению, которого даже не было в тексте.

— Я и через миллион лет больше не выйду замуж, — сказала она юристу.

— Здесь говорится не о браке, а лишь о новых детях.

— Если я буду еще рожать, а я не буду, это может быть только в контексте брака, а такого не произойдет.

— Жизнь долгая, — сказал юрист.

— А вселенная еще больше, но не похоже, что нам стоит ждать визитов разумных пришельцев.

— Это только потому, что мы еще не в Еврейском доме, — сказал я, пытаясь одновременно успокоить Джулию и установить некоторое бескорыстное товарищество с посредником, который бросил на меня озадаченный взгляд.

— Да и не долгая она, — продолжила Джулия. — Будь жизнь долгой, я бы не отмахала уже половину.

— Мы еще не отмахали половину, — сказал я.

— Ты нет, потому что ты мужчина.

— Женщины живут дольше мужчин.

— Только номинально.

Посредник, как всегда, не заглотил наживку. Он покашлял, как будто взмахнул несколько раз мачете, которым собрался прорубить тропу в диких зарослях нашего брака, и объявил:

— Этот пункт, который, я должен заметить, абсолютно стандартен для соглашений типа вашего, никак не затронет вас в случае, если вы не будете больше иметь детей. Он только защищает вас и ваших детей на тот случай, если дети появятся у Джейкоба.

— Я хочу его исключить, — сказала Джулия.

— Может, мы перейдем к действительно спорным моментам? — предложил я.

— Нет, — сказала она. — Я хочу его исключить.

— Даже если это означает лишиться защиты закона? — спросил посредник.

— Я доверяю Джейкобу, он не будет обеспечивать других детей лучше, чем наших.

— Жизнь долгая, — сказал я, подмигивая посреднику, хотя мои веки оставались неподвижны.

— Это такая шутка? — спросила она.

— Вроде как.

Посредник опять покашлял и перечеркнул абзац длинной линией.

Но Джулия не смирилась, даже после того как мы исключили из соглашения то, чего там и так не было. Во время обсуждения совершенно далеких вопросов — как отмечать День благодарения, Хэллоуин и дни рождения, нужно ли специально оговорить запрет на установку рождественской елки в домах каждого из нас — она могла заявить: "Развод несправедливо гнобят. Виноват-то во всем брак". Такие не относившиеся к предмету разговора замечания стали частью наших встреч — они были непредсказуемыми и не удивляющими в одно и то же время. Юрист к ее туреттическим вспышкам относился с поистине аутическим терпением, пока однажды во время разбора деталей по принятию медицинских решений в ситуации, когда со вторым родителем нельзя связаться, она не заявила: "Я скорее буквально умру, чем выйду замуж", и он, без всякого откашливания и без малейшей паузы, спросил: "Хотите, чтобы я сформулировал соответствующий пункт соглашения?"

Она начала встречаться с Дэниелом года через три после развода. Насколько я знал — а мое знание было сильно ограничено добротой детей, старавшихся меня щадить, — до него она особо-то ни с кем не встречалась. Похоже, она наслаждалась одиночеством и покоем, как всегда мне обещала, а я не верил. Ее архитектурная карьера расцвела: по ее проектам построили два дома (один в Бетезде, другой на побережье), и она получила заказ на перестройку большой усадьбы на Дюпон-серкл под музей, где местный олигарх, владелец супермаркетов, собирался выставить свою коллекцию современного искусства. Бенджи — добрый, как и братья, но более простодушный — все чаще упоминал какого-то Дэниела, обычно в контексте того, что Дэниел умеет монтировать видео на компьютере. Этот скромный навык, которым можно овладеть за полдня, если есть желание потратить на это полдня, перевернул всю жизнь Бенджи. "Малышовые" видео, что он снимал на водонепроницаемую цифровую камеру, подаренную мной на позапрошлую Хануку, внезапно стали превращаться в настоящие "взрослые фильмы". (Я никогда не настаивал, чтобы камера хранилась у меня, и мы не пытались исправлять его терминологию.) Однажды, когда я отводил детей домой к Джулии после особенно веселых выходных с приключениями, которые я планировал две недели, Бенджи схватил меня за ногу и спросил: "А тебе обязательно уходить?" Я ответил ему, что да, но что он и без меня не заскучает, а всего через пару дней мы увидимся снова. Он повернулся к Джулии и спросил: "А Дэниел здесь?" "У него дела, — сказала она. — Но он вернется с минуты на минуту". "Фу, опять дела? Хочу делать взрослый фильм". Отъезжая от дома, я увидел на скамейке мужчину примерно моего возраста, одетого, как мог бы одеваться и я, — он сидел, ничего не читая и явно с одной только целью — подождать.

Я знал, что он ездил с ними на сафари.

Я знал, что он водил Макса на матчи "Визардс".

В какой-то момент он к ним переехал. Я не знал, когда именно: мне эту новость не объявили.

— А чем Дэниел занимается? — спросил я мальчиков как-то вечером в индийском ресторане. В те времена мы частенько ели в городе, потому что у меня не получалось выкроить достаточно времени на покупку продуктов и готовку, но в основном потому, что я вбил себе в голову, будто должен доказать им: мы по-прежнему можем "развлекаться". А поесть в городе — это развлечение. Пока не начинаются вопросы: "Куда сегодня идем ужинать?" Тогда это начинает угнетать.

— Он ученый, — сказал Сэм.

— Ну, не нобелевский лауреат или там что, — сказал Макс. — Просто ученый.

— А что за ученый?

— Не знаю, — сказали Сэм и Макс хором, сами того не заметив.

— Он астрофизик, — сказал Бенджи. И добавил: — Ты расстроился?