История Венецианской республики - Джон Джулиус Норвич

Совместная экспедиция на помощь Кипру была явной неудачей; и кроме того, даже если бы она благополучно достигла места назначения, высадила солдат и точно выполнила бы все инструкции, едва ли это спасло бы остров. Крупная победа на море, возможно, могла бы оказаться на какое-то время эффективной, задержав неизбежное на год или два; но так как турецкий флот, который бросил якоря 3 июля в Ларнаке, насчитывал не менее 350 кораблей — более чем вдвое превосходя расчеты Колонны, — такая победа была бы, мягко говоря, маловероятной. Правда заключается в том, что с того момента, как Селим II решил присоединить остров к своей империи, Кипр был обречен.

Он был обречен по той же главной причине, по которой пять лет назад устояла Мальта: неизбежное обстоятельство, что сила любой армии на месте изменяется обратно пропорционально протяженности ее линий коммуникации и снабжения. Так как у Кипра не было ни средств, ни возможности, ни, по всей вероятности, желания защищаться самостоятельно, то защитить его могла только Венеция, откуда должны были бы поступать все военные ресурсы — оружие, боеприпасы и большая часть солдат и лошадей. Но Венеция находилась более чем в 1500 милях от Кипра, на другой стороне Средиземного моря, на большей части которого господствовали турки. С другой стороны, порты южного побережья Анатолии находились всего в пяти милях от острова, то есть турки могли рассчитывать на почти неограниченные поставки людских ресурсов и боеприпасов.

Их успех представлялся еще более вероятным, так как укрепления Кипра, за исключением Фамагусты, были совершенно небоеспособны. Правда, Никосия могла похвастаться девятимильным кольцом средневековых стен; но эти стены окружали территорию значительно большую, чем сам город, и требовали огромных сил для защиты. Кроме того, они были слишком тонкими — осадная техника XVI века очень сильно отличалась от техники XIV века — и, несмотря на лихорадочные усилия венецианских инженеров в последний момент усилить древние укрепления, вряд ли они смогли бы устоять против тяжелой артиллерии, которая в течение долгого времени была отличительной чертой турок. Кирения некогда была превосходной крепостью, но с тех пор она давно превратилась в развалины; и хотя там тоже недавно была проведена работа по восстановлению и усилению оставшихся стен, вряд ли она продержалась бы долго. Укрепления всех остальных кипрских городов либо были незначительными, либо их не было вовсе; прежде всего было понятно, что только Никосия и Фамагуста могли оказать более-менее продолжительное сопротивление. Людей тоже не хватало. Сложно дать точную оценку их количества, но вряд ли в Никосии было больше 20 000 солдат, включая около пяти сотен кавалерии, когда началась осада, и из них едва ли больше половины были полностью боеспособны. Фра Анжело Калепио, который находился в городе все время осады, говорит, что на складах было 1040 аркебуз, но они не были должным образом розданы, и людей не научили толком ими пользоваться, в результате многие солдаты не смогли из них стрелять, без того чтобы не поджечь себе бороды.

За это и многие другие недостатки в обороне столицы главная вина должна быть возложена на лейтенанта, Николо Дандоло. Нерешительный, робкий, всегда колеблющийся между приступами почти истерической активности и периодами апатичной бездеятельности, он явно не подходил для высшего командования — которое не было бы поручено ему, если бы Себастьяно Веньер, назначенный проведитор-генералом, который плыл с экспедицией Джироламо Дзане, смог добраться до острова. На протяжении последующих тягостных месяцев Дандоло показал себя постоянной обузой, его недальновидность и излишняя осторожность подчас давали почву для подозрений — как оказалось, беспочвенных, — что он подкуплен врагом. К счастью, в Фамагусте командиры были лучшие: генерал из Перуджи Асторре Бальони, которого прислали из Венеции в апреле в качестве главнокомандующего, и капитан Маркантонио Брагадино, чья ужасная гибель во время окончания осады снискала ему постоянную нишу в венецианском зале Славы, а его победителю — долгое бесчестье.

Турецкий флот показался у берегов Кипра 1 июля. Султан Селим — память об унижении его отца на Мальте была все еще свежа в его памяти — не пожалел усилий, чтобы как следует подготовиться, и поручил это двум своим самым способным и наиболее опытным командирам: Лала Мустафа-паша возглавил сухопутные войска, а Пиале-паша — хорват, который вместе с Драгутом разгромил испанский флот под командой Джан Андреа Дориа десять лет назад — возглавил флот. Турки стремительно напали на Лимассол, которому нанесли значительный ущерб, разграбили город и соседний монастырь, и прежде, чем эта атака была отражена, продолжили движение вдоль южного побережья к Ларнаке. Там благодаря робости Дандоло Мустафа сумел беспрепятственно высадить все свои силы, и, пока ожидал подкреплений с материка, обустроил своих людей. Затем из Ларнаки он послал в Никосию слепого греческого монаха с обычным ультиматумом: так как Венеция не может успешно сопротивляться его отлично снаряженной армии из 200 000 человек, то пусть теперь же отдаст остров мирно, таким образом сохранив дружбу и благосклонность султана. Если она откажется, тем хуже для нее. На это послание ректоры в Никосии ничего не ответили; однако они послали срочное письмо в Фамагусту с просьбой о возвращении Бальони с подкреплением. Им отказали на основании того, что угроза Никосии может оказаться хитростью врага: все еще ожидалось, что главный удар турки направят на Фамагусту.

Но Мустафа не обманывал. Когда 22 июля к нему прибыло подкрепление, он тем же вечером двинулся к Никосии; и два дня спустя его огромная армия встала лагерем за стенами города. И на этот раз случай снова был упущен: итальянский командир пехоты умолял о разрешении предпринять немедленную атаку, пока враг еще не отдохнул после перехода в тридцать миль по жаре, свойственной кипрскому лету, и их артиллерия и тяжелая кавалерия еще не готовы. И снова Дандоло и его коллеги-ректоры отказались рисковать, и туркам позволили спокойно окопаться.

Так началась осада. Турецкая армия, хотя, возможно, и не столь многочисленная, как заявлял ее командующий, наверняка насчитывала не меньше 100 000 человек; у нее было огромное количество пушек и легкой артиллерии, и, в отличие от жалких выстрелов защитников на стенах, их применяли с неумолимой точностью и со знанием дела. Тем временем Дандоло, напуганный нехваткой пороха, ограничил его использование до того, что даже тем из его солдат, которые имели огнестрельное оружие и умели им пользоваться, запретили стрелять по любой группе турок числом меньше десяти. Однако каким бы малодушным ни был лейтенант, вокруг него были и другие люди, не утратившие мужества. Каким-то чудом город продержался до конца жаркого августа; и только 9 сентября, после того как люди Мустафы с самым неистовым шумом и ликованием, на какие только были способны, приветствовали еще одно пополнение в 20000 человек, только что прибывшее с материка, защитники в конце концов уступили пятнадцати мощным приступам. Таким образом, после сорока пяти дней осады Никосия пала. Даже когда победоносные турки заполонили город, сопротивление продолжалось, последняя стычка произошла на главной площади, перед дворцом лейтенанта. Дандоло, который укрылся внутри несколько часов назад, в то время как его люди еще сражались на крепостных стенах, теперь появился, облаченный в малиновые бархатные одежды, надеясь получить привилегированное обращение согласно своему званию. Едва он достиг подножия лестницы, как турецкий офицер отрубил ему голову.