Эсперанса. Изгнанники в лесу. Жилище в пустыне. - Майн Рид

По мере накопления ценных товаров нас начал преследовать неотвязный вопрос: когда и каким образом мы доставим их на рынок?

Вопрос был чрезвычайно трудный. Ведь лишенные сбыта меха теряли для нас всякую ценность; мы могли извлечь из них не больше пользы, чем путник, умирающий от голода в пустыне из золотого самородка. Между тем, несмотря на окружавшее нас изобилие, мы все же чувствовали себя пленниками гостеприимной котловины, а покинуть ее было так же нам невозможно, как жертвам кораблекрушения выбраться с островка, затерянного в океане. Среди прирученных нами животных не оказалось ни одного вьючного или годного для упряжи. Помпо была единственной представительницей транспорта, но бедная кобыла уже порядком состарилась. Когда мы соберемся покинуть лощину, Помпо едва ли будет в состоянии волочить ноги и уж, конечно, не вывезет фургона с целым семейством и несколькими тысячами бобровых шкурок.

Этими мыслями омрачалось наше безмятежное счастье.

Мы с Марией готовы были остаться хоть навсегда в чудесной долине, но приходилось думать о будущем детей: надо было вернуться, чтобы дать им образование. Нельзя было воспитать детей оторванными от человеческого общества. Мы не вправе были навязывать молодому поколению свой вкус к уединенной жизни на лоне природы.

Я сказал жене, что отправляюсь верхом на Помпо к пограничным селениям Новой Мексики и вернусь оттуда с мулами, лошадьми и быками. Когда эти вьючные животные отдохнут и откормятся у нас в долине, мы рискнем на переезд. Но жена и слышать не захотела даже о кратковременной разлуке.

– Кто знает, быть может, ты не вернешься? – повторяла она, зажимая мне рот.

Впрочем, вдумавшись в свой проект, я сам признал его несостоятельным. Ведь если даже мне удастся пересечь пустыню, где найду я необходимые деньги для покупки вьючных животных? Мне не на что купить быка или осла. Жители Новой Мексики рассмеются мне в лицо.

– Не спеши, – говорила жена. – Мы так счастливы здесь. Придет время, мы закончим все сборы и так же благополучно покинем эти места, как в них обосновались.

И все разговоры об отъезде жена заканчивала этими ободряющими словами.

В спокойствии и твердости жены было нечто пророческое: она глубоко доверяла не столько нашей счастливой звезде, сколько богатству и разнообразию природы, с которой нас столкнула судьба. Чутьем своим она угадывала, что в этой природе мы найдем верную союзницу.

Однажды, на четвертый год нашей жизни в долине, когда мы заговорили в тысячный раз об отъезде, к нам подбежал запыхавшийся Генри с ликующим криком:

– Два лося! Два молодых лосенка поймались в западню. Куджо сейчас привезет их: они крупные, как телята…

В этой новости не было ничего исключительного: мы уже поймали несколько лосей в первую западню, и они паслись внутри изгороди. Теперь, правда, были пойманы молодые лоси, тогда как мы приручили пожилых. Вот чем объяснялась радость Генри.

Я не сразу оценил эту удачу и довольно равнодушно пошел с Марией взглянуть на пленников.

Куджо с мальчиками уже загоняли лосенков в закут. Тут я вспомнил, что когда-то читал, будто большого американского лося можно приручить; тогда им пользуются как вьючным животным. Привыкают лоси также и к упряжи.

Вы легко поймете, друзья мои, как загорелся я при этой мысли. Неужели нам удастся запрячь лосей в повозку? Неужто лоси вывезут нас из пустыни?

Все на свете возможно. Решили сделать опыт – и добились успеха.

Куджо, как вы знаете, великолепно управлялся с быками, запряженными в плуг или в фургон. Когда молодые лоси подросли, он приспособил их к плугу и обработал с их помощью несколько акров. За зиму он приучил их перетаскивать волоком хворост. Таким образом, лоси понемногу вошли в роль быков.

44. Охота за дикими лошадьми

Теперь, когда опыт дал хорошие результаты, нам оставалось лишь воспитать достаточное для нашей цели количество лосей. Мы изловили несколько детенышей, и Куджо приручил их уже описанным способом.

В те дни еще одно удивительное событие оправдало предсказания моей жены и лишний раз дало нам почувствовать, что мы родились под счастливой звездой.

Однажды утром, тотчас после восхода солнца, не успели мы еще протереть глаза, как на дворе послышался необычный тревожный шум: как будто топот множества копыт. Звонкое ржание, которым он сопровождался, окончательно нас убедило, что на дворе топочут лошади. В конюшне заржала Помпо, и кони ей дружно ответили.

– Индейцы! – промелькнуло у нас в мозгу. – Мы погибли…

Все бросились к оружию. Я, Генри и Франк схватили карабины, а Куджо – свое длинное копье.

Приоткрыв ставень, я беглым взглядом окинул двор: да, в самом деле лошади, но ни одного всадника! Лошадей было с полдюжины, разных мастей: белые, черные, пегие, и все притом пятнистые, как легавые собаки; они резвились на лужайке, ржали и прыгали, разметав хвосты и длинные гривы. Ни намека на седло или уздечку – как будто человек к ним никогда не притрагивался. Но так оно и было: к нам пожаловали дикие лошади прерий.

Теперь мы знали, что предпринять: лошади, очевидно, поднялись вверх по течению потока; покинув бесплодные восточные степи, они постепенно втянулись в долину, привлеченные ее сочной растительностью. Необходимо было отрезать им путь к отступлению.

Для этого требовалось преградить им выход из котловины; но как привести этот план в исполнение, не спугнув чуткий табун? Лошади паслись на лужайке возле самого дома, и нельзя было показаться на пороге, не обратив на себя их внимания. При малейшей тревоге они, разумеется, ускачут галопом, и мы никогда их больше не увидим. Приманить их поближе невозможно. Странствуя в степях, мы неоднократно встречали табуны диких лошадей, неизменно державшиеся на почтительном от нас расстоянии. Как это ни странно, но лошадь, которую считают лучшим другом