История Франции. С древнейших времен до Версальского договора - Уильям Стирнс Дэвис

Но еще один раз, последний, он попытался утешить гордость французов приобретением новых земель. Великое герцогство Люксембургское принадлежало королю Голландии, а этот король нуждался в деньгах и не испытывал большой радости от того, что владеет еще и этим крошечным государством. В 1867 г. была достигнута договоренность о продаже маленькой страны Люксембург Франции[273]. Сделка была почти заключена, но Бисмарк внезапно заявил, что не согласен с ней и пригрозил королю Голландии, что, если тот будет продолжать переговоры о продаже, общественное мнение Германии может вызвать войну. Разумеется, король сразу же прекратил переговоры. Наполеон снова был полностью разгромлен своим прусским противником; это понимала вся Европа и в особенности вся Франция.

Годы с 1867 по 1870 были «бабьим летом» для Второй империи. Франция все еще процветала. Торговля и промышленность были прибыльными. Огромный прирост богатства обеспечивал искусства щедрыми покровителями. Париж больше, чем когда-либо, был столицей комфорта, роскоши, всевозможных манящих развлечений и «порока». В 1867 г. император принимал многих европейских монархов как гостей на Великой всемирной выставке, которая во второй раз была проведена в Париже[274]. Но никто не мог скрыть, что Наполеон III терял престиж. Император Франции сильно страдал от болезни мочевого пузыря и не мог полностью сосредоточить свое внимание на государственных делах. В 1867 г. французский народ узнал о позорном поражении в Мексике и полностью ощутил на себе последствия расширения Пруссии. Вернувшийся в политику Тьер, долгожитель среди государственных деятелей, с горечью воскликнул: «Не осталось ни одной ошибки, которой бы мы не совершили!»

В 1868 г. приобретавший известность журналист Анри Рошфор написал об императоре очень ядовитые строки. В своем журнале «Лантерн» (что значит «Фонарь») он напал на Наполеона III такими словами: «Я убежденный бонапартист, но мне должны позволить выбрать среди представителей этой династии одного моим любимым героем. Как бонапартист, я предпочитаю Наполеона II. Для меня он – идеальный государь, и считать так – мое право. Никто не может отрицать, что этот монарх был на троне, раз его преемником стал Наполеон III. Какое царствование, друзья мои, какое царствование! Ни налогов, ни войн, ни цивильного листа! О да, Наполеон II, я люблю тебя и безгранично тобой восхищаюсь!»

За эти слова Рошфор поплатился судебным преследованием и изгнанием, но власти не смогли остановить распространение этого «алого памфлета». Престиж Второй империи был окончательно разрушен.

В таких обстоятельствах императору оставался лишь один выход – попытаться возвратить себе популярность с помощью новых уступок либералам. И правительство попыталось создать «демократическую империю». В 1868 г. законы о прессе стали еще мягче. Были разрешены политические собрания, если за их участников ручались семь ответственных граждан. В 1860 г. были сделаны еще более крупные уступки. После обсуждений император ввел министерскую ответственность, и после этого палата получила настоящий контроль над делами страны. Теперь она могла предлагать законопроекты, требовать от министров объяснения по поводу их политики и сама изменять свою структуру. Считалось, что министры ответственны перед большинством палаты, хотя на практике эта мера, последний шаг на пути либерализации, была применена лишь в 1870 г. На этом последнем этапе премьер-министра занимал Оливье, который раньше был лидером умеренной оппозиции, а теперь объявил, что собирается управлять страной в строгом соответствии с принципами либерализма и парламентаризма. Итак, снова колесо судьбы совершило полный оборот: Наполеон III переходил от самодержавия к ограниченной монархии. В 1869 г. он с гордостью заявил, что наконец закладывает основы системы правления, которая «одинаково далека от реакции и от революционных теорий», и обратился к народу со словами: «Я могу ответить за порядок; помогите мне спасти свободу!»

Уцелела бы Вторая империя, если бы не было катастрофы извне? Это по меньшей мере сомнительно. Воспоминание о преступном перевороте, который привел к власти ее императора, отравляло ее, как отравляла Геракла пропитанная ядом одежда кентавра Несса. Как только полицейский гнет ослаб, республиканцы подняли головы. В мае 1869 г. на выборах нового состава палаты правительственные кандидаты все вместе получили лишь 4 миллиона 438 тысяч голосов, а оппозиция набрала 3 миллиона 385 тысяч. В Париже против правительства было подано 231 тысяча голосов, а за него только 74 тысячи. В палату было избрано целых девяносто депутатов-оппозиционеров[275].

И вот 2 декабря 1869 г., в годовщину захвата власти Наполеоном, республиканцы устроили праздник в честь тех, кто погиб в 1851 г., защищая республиканские свободы. Молодой адвокат по фамилии Гамбетта произнес речь в защиту тех, кого в то время сразу же обвинили в «оскорблении правительства». Его речь стала мощным ударом по защитникам бонапартистского режима. «Послушайте, вы семнадцать лет были полным хозяином Франции. Но вы за все это время не посмели сказать: «Мы включим это второе декабря в число торжественных праздников Франции», и это характеризует вас с самой лучшей стороны, потому что доказывает, что Вы сами испытываете угрызения совести. …Хорошо! Мы [республиканцы] берем себе эту годовщину. Мы всегда будем праздновать ее и никогда не пропустим… эту годовщину смерти наших товарищей, пока наша страна снова не станет себе госпожой и не заставит вас тяжело искупить вашу вину во имя свободы, равенства и братства».

После либеральных реформ апреля 1870 г. Оливье, несмотря на все это, постарался убедить императора, что «старые добрые времена» продолжаются. Чтобы повысить престиж нового правительства, был проведен еще один референдум. Францию попросили проголосовать за формулировку: «Народ одобряет либеральные поправки, внесенные в конституцию с 1860 г., и утверждает сенаторское постановление от 20 апреля 1870 г.». Как и можно было ожидать, подавляющее большинство голосов было подано в пользу правительства. Вопрос был сформулирован умно: отвечая на него, голосующие говорили не о том, нравится ли им на самом деле Вторая империя, а лишь о том, одобряют ли они шаги власти в сторону либерализма. В итоге 7 миллионов 358 тысяч человек ответили «Да», а 1 миллион 571 тысяча – «Нет». Республиканцы объявили весь референдум нечестной уловкой. Однако в тот момент казалось, что Вторая империя подтвердила свое право на существование и продлила себе жизнь. Вполне вероятно, что на самом деле этот референдум стал одной из причин катастрофы, погубившей империю, если его результаты (как позже писал Лебон) убедили Наполеона III, «что страна по-прежнему доверяет ему и что небольшое количество славы во внешних делах посте стольких неудач восстановило бы его пошатнувшийся авторитет».