Вампир Лестат - Энн Райс

Я был действительно уверен, что это так. Но Мариус предлагалмне высказать им все, как подобает их положению. А потому я освободил разум отстрахов и предрассудков и сказал все, что полагалось.

– Поговори с ними еще, – продолжал настаиватьМариус.

Я так и сделал. Я по очереди посмотрел в глаза мужчине иженщине, и меня охватило странное чувство. «Я считаю вас красивыми! Я считаювас несравненно прекрасными!» – я мысленно твердил эти слова как молитву. Точнотак же я, маленьким мальчиком, спрятавшись в высокой траве на лугу возле склонагоры, молил Бога помочь мне убежать из отцовского дома.

Точно так же я разговаривал сейчас с ней, благодарил ее зато, что она позволила мне приблизиться к ней и к ее тайнам. Я почти физическиощущал это чувство, оно разливалось по поверхности моей кожи и пронизывало менядо самых кончиков волос. Я чувствовал, как уходит из меня напряжение, как онооставляет мое тело. Глядя в ее бездонные темные глаза, я ощущал небывалуюлегкость и чувствовал, как меня окутывают запахи благовоний и цветов.

– Акаша, – произнес я имя, услышанное мною в этотсамый момент.

И оно показалось мне прекрасным. У меня даже волосызашевелились. Шатер как будто превратился в пылающую раму, и только в томместе, где сидел мужчина, было что-то такое, что трудно поддавалосьопределению. Почти против своей воли я подошел еще ближе и наклонился вперед,как будто намереваясь поцеловать женщину. Мне очень хотелось сделать это. Ясклонился еще ниже… И почувствовал вкус ее губ.

Мне вдруг захотелось напоить ее кровью из своего рта, как якогда-то поил Габриэль.

Все больше и больше подпадая под влияние чар, я заглянул внеизмеримые глубины ее глаз.

Да что со мной происходит? Я целую богиню прямо в губы! Чтоза безумная мысль пришла мне в голову?!

Я отпрянул. И тут же вновь оказался возле противоположнойстены. Я дрожал с головы до ног и сжимал руками голову. На этот раз, правда, яне перевернул вазы с лилиями, но меня вновь сотрясали рыдания.

Мариус прикрыл двери шатра и заставил задвинуться внутреннийзасов.

Потом мы вышли в проход, и он мысленно приказал стоящему вкомнате бревну лечь на место, потом сам вставил в скобы бревно снаружи.

– Идем, мой мальчик, – обратился он ко мне. –Пора подняться наверх.

Не успели мы пройти и несколько ярдов, как я услышалкакой-то резкий звук. Мариус обернулся и посмотрел назад. По лицу егоскользнула тень.

– Что это? – воскликнул я, прижимаясь спиной кстене.

– Шатер… они его снова открыли. Ладно. Я вернусь сюдапозже и запру его, прежде чем встанет солнце. А сейчас мы с тобой вернемся вмою гостиную, и я расскажу тебе свою историю.

Как только мы вошли в ярко освещенную комнату, я буквальнорухнул в кресло и закрыл ладонями лицо. Потом до меня дошло, что Мариус все этовремя продолжает стоять возле кресла и не сводит с меня взгляда. Я поднялголову.

– Она открыла тебе свое имя, – сказал он.

– Акаша, – повторил я. Мне показалось, что это имявыплыло из водоворота постепенно рассеивающегося сна. – Неужели онадействительно открыла мне его?

Я вновь произнес это имя вслух:

– Акаша! – и вопросительно, с мольбой взглянул наМариуса.

Мне хотелось, чтобы он объяснил, почему смотрит на меня стаким странным выражением на лице.

Я подумал, что, если его лицо снова не приобретет прежнююживость и выразительность, я просто сойду с ума.

– Ты на меня сердишься? – спросил я наконец.

– Ш-ш-ш-ш… тихо… – ответил он.

Я ничего не слышал. Вокруг стояла полная тишина, нарушаемаятолько шумом моря. Быть может, его привлекло потрескивание фитилей в свечах?Или вой ветра? Даже глаза статуй не казались столь безжизненными, как глазаМариуса в тот момент.

– Ты потревожил их, – шепотом сказал мне Мариус.

Я вскочил на ноги.

– И что это значит?

– Не знаю, – пожал плечами он. – Возможно,ничего. Шатер по-прежнему открыт, и они сидят в своих обычных позах. Кто можетсказать, что все это значит?

Я вдруг явственно почувствовал, как сильно в течение многихи многих лет он жаждал это узнать. Я бы даже сказал – веков, но мне самомутрудно пока представить, что такое века. Год за годом он безуспешно пыталсядобиться от них хоть какого-нибудь знака. И теперь недоумевал, каким образоммне удалось заставить ее открыть секрет своего имени. Акаша… Что-топроисходило… Но это были далекие времена Римской империи. Страшные события.Ужасные. Страдания, невыразимые страдания…

Образы рассеялись. Тишина. Он оказался запертым в комнате,словно святой, которого низвели с алтаря и оставили в боковом приделе храма.

– Мариус! – шепотом позвал я.

Он очнулся, и лицо его осветила теплая улыбка. Он взглянулна меня едва ли не восхищенно.

– Я здесь, Лестат, – откликнулся Мариус иуспокаивающе сжал мою руку.

Он сел и жестом предложил мне сделать то же самое. Мы вновьудобно устроились в креслах лицом друг к другу. Даже свет в комнате действовалумиротворяюще. Успокаивающим было и темное ночное небо за окнами.

К нему вернулась прежняя живость движений, и в глазахзаиграли веселые искорки.

– Еще нет и полуночи, – начал он. – Наостровах все спокойно. Если мне никто не помешает, я думаю, что успеюрассказать тебе всю историю своей жизни.

История Мариуса

Это произошло в городе Массилия на территории Римской Галлиив тот год, когда мне исполнилось сорок лет. Я сидел в отвратительной прибрежнойтаверне и лихорадочно писал свой труд по истории мира.

На редкость грязная, переполненная людьми таверна быламестом постоянных сборищ матросов и бродяг, а также путешественников вродеменя, которым нравилось общаться с такого рода людьми и которые по-своему дажелюбили их, хотя в отличие от меня, например, они в большинстве своем были оченьбедны и не могли прочитать ни строчки из того, что я писал.

Я прибыл в Массилию после долгого и очень полезного для меняпутешествия, во время которого побывал во всех крупных городах Империи. Япосетил Александрию, Пергам, Афины и везде наблюдал образ жизни и нравы людей,делал заметки. А теперь я собирался странствовать по городам Римской Галлии.