Нежная душа. Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

Тошан вошел через несколько секунд. Он подбежал к ней и обнял, сжав ладонями талию. Его руки заскользили по бедрам, потом вернулись к округлой груди, натянувшей легкую ткань.

— Наконец-то ты здесь! — шепнул он ей на ушко. — Моя жена! Моя восхитительная женушка-ракушка! Сними сорочку, она тебе не нужна!

Он поднял подол рубашки, чтобы помочь ее снять, но этот порывистый жест ее расстроил.

— Нет! Не сейчас! — твердо сказала Эрмин. — Я хочу с тобой поговорить.

— Дорогая, что с тобой? Мы поговорим завтра или послезавтра! Я не видел тебя полгода! Все это время я мечтал о твоем обнаженном теле, твоих грудях, бедрах!

— Чш! — возмутилась она. — Пьер услышит, и Мадлен! Это хижина, не дом! И потом, ты должен понять, что я расстроена. Ты уехал, не предупредив меня, в праздник Нового года, и подрядился работать в Вальдоре, даже не заехав в Валь-Жальбер, чем очень меня огорчил. Я беспокоилась, я такого себе напредставляла! Что у тебя появилась другая женщина, что ты меня больше не любишь!

Молодой метис присел на край кровати. Желание пропало. Он надеялся избежать выяснения отношений.

— Мои родители удивлены твоим поведением, можешь мне поверить, — продолжала она. — Я только родила, и ты вдруг исчез!

— Это просто стечение обстоятельств! — соврал он. — Я сообщил тебе в записке, что собираюсь сразу же вернуться. Но Тала заболела. Я остался с ней, и ты не можешь меня в этом упрекнуть. Из-за этой болезни она решила переселиться к своей матери Одине. Для нее было небезопасно оставаться здесь и жить одной. Поэтому она сказала, что я могу располагать хижиной и расширить ее для моей семьи. Это означало, что нужны деньги. В Перибонке я услышал, что в Вальдоре хорошо платят. Вот только времени на поездку в Валь-Жальбер не оставалось. Ты прекрасно знаешь, Эрмин, что мне тяжело жить за счет твоей матери. Во мне взыграла гордость, что, по-моему, случилось весьма кстати, иначе я бы совсем разучился работать. Теперь у меня есть сбережения, и здесь мы у себя дома. Завтра я уйду на охоту. Я в мире с самим собой.

Молодая женщина, которая все еще стояла возле постели, не нашлась что возразить. Речи Тошана были разумными, однако в последней фразе прозвучали нотки фальши.

— Ты не кажешься мне умиротворенным, — заметила она.

— Конечно! Ведь ты отталкиваешь меня, хотя мы не виделись полгода! — пробурчал он.

— Ты сам так хотел, — не сдавалась Эрмин. — Предупреждаю, будь осторожен, я не хочу забеременеть!

Раньше Эрмин никогда не заводила об этом речь. Она была очень стыдлива и не касалась этой темы ни до, ни после их страстных объятий. Изумленный и обиженный одновременно, Тошан уставился на нее.

— Что я слышу? — спросил он жестко. — Быть осторожным? Мы молоды, я всегда зарабатываю достаточно! Почему ты не хочешь еще одного ребенка?

— Пока слишком рано! Лоранс и Мари всего по полгода, и мы можем подождать год или два, — ответила она.

Сердитый, он снял ботинки и швырнул их об стену. Потом сорвал с себя рубашку и снял брюки. Эрмин наблюдала за ним, любуясь игрой мускулов под бронзовой кожей. Теперь уже она ощущала, как обжигающе горячие волны желания разливаются у нее внизу живота.

— Тошан, раньше ты был добрее, — сказала она. — Если тебя что-то мучит, скажи! Мы должны быть честны друг с другом.

Она подумала о контракте, который подписала, и покраснела.

«Я прошу его быть со мной искренним, а сама действовала у него за спиной и теперь не могу ему признаться в том, что сделала!»

— У меня одна забота: моя супруга отказывает мне, — иронично отозвался он.

— И еще некрасиво с твоей стороны отдавать Кьюта. Это выглядит так, словно ты совсем не дорожишь подарком папы, — сказала она. — А ведь ты так радовался на Рождество! Мы собираемся жить здесь и зимой. Разве Дюк сможет тащить сани в одиночку?

— Саней больше нет, — вздохнул ее супруг. — Я сделаю новые до начала зимы. Кузен Шоган продаст мне недорого трех хороших собак. Этой зимой, когда я переправлялся через реку, произошел несчастный случай: лед треснул. Я смог спастись сам и вытащить моих собак, но сани утонули.

Глаза Эрмин широко распахнулись от ужаса. Она ни на секунду не могла представить, что Тошан снова ей врет. На самом деле он сжег остатки саней, изрубив их топором.

— Ты дважды чуть не погиб, когда был далеко от меня! — воскликнула она. — Когда ты станешь осмотрительнее, перестанешь считать себя бессмертным? У тебя трое детей, Тошан!

Расстроенная, она задула свечу и легла с ним рядом. Какое-то время они молчали. Сердца ускоренно бились, дыхание участилось. Эрмин боролась с желанием дотронуться до супруга, а он прилагал массу усилий, чтобы не обнять ее. Но темнота напоминала обоим о стольких сладких поцелуях и дерзких ласках, что они одновременно повернулись друг к другу.

Она придвинулась к нему, коснулась губами подбородка, нашла его губы. Он ответил, раздавив ее губы своими. Секунда — и ничего больше не имело значения. Ни родители, ни дети, ни сани, ни щенок хаски. Эрмин освободилась от ночной сорочки, чтобы поскорее остаться обнаженной, отдаться желанию Тошана. Он стал ласкать ее всю, не забывая ничего.

Внезапно он отодвинулся и встал.

— Что ты собираешься делать? — задыхаясь, спросила она.

Крошечный огонек разорвал темноту. Ее муж зажигал свечу. Она увидела его — загорелого, с черными распущенными волосами, обрамлявшими напряженное лицо. Все его тело вибрировало от страсти.

— Я хочу тебя видеть, — властно сказал он. — Ты такая красивая!

Как и в ночь после их бракосочетания, Эрмин овладела стыдливость. Она закрыла глаза, стоило ему сдернуть с нее простыню. Но осознание того, что ею любуются, пожирают взглядом, разбудило в ней чувственное удовольствие.

— У меня самая прекрасная жена в стране! — воскликнул он, тяжело дыша. — Ты — моя, только моя!

Он лег на нее сверху, и, без долгой прелюдии, вошел в нее жестче, чем обычно. Ее это удивило, и все же она позволила увлечь себя бурному потоку страсти, который быстро принес ее к пику наслаждения. Ей пришлось закусить зубами простыню, чтобы не закричать. Тошан, который тоже не издал ни звука, на этом не остановился. Он казался неутомимым. Опьяненная, пребывающая в том же чувственном бреду, Эрмин в конце концов ощутила приятную усталость. Внутренний голос не переставая твердил, что теперь она наверняка забеременеет. Но в тот момент ей не было до этого дела.

Они немного поспали, прижавшись друг к другу. За окном ночная птица испускала монотонные крики. Сонная, Эрмин все же спросила:

— А почему ты устроил Мадлен в большой комнате твоей матери? Нам там было бы удобнее. В той кровати родился Мукки, и с ней у меня связаны чудесные воспоминания.

— Мне хотелось новую комнату, чтобы начать в ней с тобой новую жизнь, — сказал он тихо, сонным голосом. — И кровать тоже новая, мы только что ее испытали.