Катя & 2/3 - Наталия И. Новохатская

сморгнула. – Думает, что за деньги все будут нарушать конфиденциальность. Но откуда она узнала насчёт инспектора?

– Вот в чём вопрос… – сказали мы принцем Гамлетом на пару и восхитились про себя, девица наша кроха пошла в штыковую атаку! – Это мы у неё и выясним. Или как? Надо думать, кто-то знатно пошутил знатным или ложно представился.

– Я в точности так и думаю, – ответила девица-кроха, теперь не сморгнув глазом.

«Ну и ну!» – подумалось нам. – «И эта вырастет в превосходную Горгону. Катя нашла себе достойную смену. Хотя большего размера и меньшей тонкости, Катя не стала бы явно бросать вызов и намекать, что именно нас подозревают неприкрытым образом. Но ничего, со временем…»

Покамест девица Крохина ушла почти несолоно хлебавши, так и не добилась раскрытия детективной тайны, хотя немало постаралась. Однако мы стояли неколебимо, потому что хотели поберечь её покой. Если она не в курсе, что в контору заглянула на огонёк изощрённая убийца Зоя Власова, то нечего девушку пугать. Не то в следующий раз, если Зоя вновь явится, бедная девочка-Эллочка вместо согласованного блефа начнёт краснеть, бледнеть и поминать караул. Людские нервишки – вещь вздорная, никто не знает, как среагирует на форс-мажор, пока не очутится в нём по самые ноздри. Тем более, что тогда может быть поздно или непоправимо. Наша девица-кроха под огнём не бывала, так что…

И надо заметить под сурдинку, что хозяйка девицу избаловала, вошла с нею отчасти в неформальные отношения, играла в обучающие игры, вроде того, что они подружки разного возраста. Оно, кстати, правильно, я сам так обучаю избранный персонал. Например, Соню исправно обучил, но она-то сразу поняла, где милые забавы, а где бизнес. Кроха-Элла – дело другое, может не разобрать. Где игры, а где суровая проза жизни. Там каждый за себя, а чёрт за всех, исключая самую избранную публику, самых родных и самых близких. Ладно, мы вовсе не о том…

Кроху-Эллу мы проводили до дверей родительского дома, оставили там мучиться праздным любопытством и вернулись к себе продолжать жизнь в очерченных рамках. В чём преуспели, но относительно недолго, вплоть до «второго пришествия», которое вылилось, прямо скажем, в катастрофу полных размеров.

Глава третья

1. Встань пораньше…

(Женева, рассказывает Е. Малышева)

«Встань пораньше, встань пораньше, когда дворники маячат у ворот, ты увидишь, ты увидишь, как веселый барабанщик в руки палочки кленовые берет!» – такая сопроводиловка ударила в голову наутро после балконных.

Утро было настолько раннее, что почти не началось, солнце не показалось ниоткуда, только угадывалось за невидными преградами. Однако «веселый барабанщик» выскочил из подсознания не случайно. Пока он активно гремел цепями, отчего встроился в пробуждение и странным образом действовал на нервы, одновременно будоражил и настораживал.

Буквально через мгновенье я вспомнила одно из последних предупреждений кузины Ирочки, она перед отъездом сыпала их пачками, старалась, милая змейка, сделать комфортным пребывание в своем оставленном жилище.

– И не пугайся, если утром загремят цепи, – скороговоркой объясняла Ирочка на перроне, когда стало ясно, что некий Антуан обманул наши ожидания. – Это консьерж открывает стоянку под окнами спальни, а к ночи закрывает, чтобы не заезжали, кому не следует. Вечером не слышно, но в полседьмого утра создается сильное впечатление, если с непривычки. Мерещится просто черт знает что, темницы и прочие мерзости. А это консьерж работает. Иногда он их роняет, цепи, то-есть.

Ну вот, когда я сообразила, кто под окном встал пораньше и маячит с цепями у ворот, затем привязала заслуженную песню Булата Окуджавы, утро оформилось и стало диктовать дню злобу его. Почти не открывая глаз, я вспомнила, что через шесть часов с небольшим у меня назначено свидание под сенью саркофага. Далее отвернулась от едва светлеющего окна и вновь установила, теперь не мысленно, что в постели супругов Бобровых я нахожусь одна. Хотя засыпала (это условно) в компании, после того, как прохлаждалась при дожде на балконе в обилии роз.

В течение ночи компания незаметно испарилась, только вторая подушка слабо пахла одеколоном («Зеленый апельсин» от Гермеса), иначе можно было подумать, что всё прочее приснилось, начиная со встречи в условном грузинском дворике и далее по порядку. Партнёр «Штурман», тогда уже отнюдь не Антуан, выслушал между иными делами подробности предстоящего рандеву у гробницы, посоветовал изменить место встречи, понял, что я не склонна к подобному роду действий и пообещал что-то придумать. Что именно я не удосужилась узнать, потому что думала (условно) совсем о другом, потом просто перестала (думать).

Тем не менее поутру партнер исчез практически бесследно – это я обнаружила, когда не поленилась встать и поискать его в квартире, включая балкон на всем угловом протяжении. Розы остались и обильно цвели, но партнер испарился, «как сон, как утренний туман». (из А.С. Пушкина, про сон и туман). Нельзя сказать, чтобы я обрадовалась, оставшись в полном одиночестве, но и расстроилась тоже не слишком.

Либо партнер тронулся с утра пораньше исполнять свой план (не ведаю, какой), либо просто растаял с концами. Не исключено, что у него выяснились другие планы и задачи, не из общего обихода. Никаких обязательств, кроме деловых и финансовых между нами не существовало, каждый пользовался максимумом свободы, так повелось, вернее, установилось само по себе. Чем я всегда в принципе бывала довольна, ладно, проехали.

Обойдя квартиру, я не стала возвращаться на ложе, вместо того выполнила взятые на себя обязанности, полила розы по списку, поборолась с зелеными вредителями на листьях и подышала утренним воздухом. Солнце тем временем вышло из-за древесных крон на улице Ферней и стало поливать нас с розами теплыми приветливыми лучами. Тут же вспомнились Ирочкины докуки по поводу Жана Кальвина, потому что я выскочила на балкон в в короткой майке на длинных бретельках, отдаленно похожей на концертное платье невестки-падчередцы Маруси Студеной. Место виолончели, если кто-то додумался фотографировать из окон дома напротив, могла занять большая красная лейка – хотя я управлялась с инструментом без особого изящества.

Тем не менее, сколь ни длились утренние дела, времени они заняли немного, а завтрак на одну персону переместился из нежилой кухни и съелся практически сам собой. Ирочка ранее отмечала, а я поняла на месте, что стеклянные стены с дверями и балконное пространство стирают границы между домом и улицей. Казалось, что я пью кофе снаружи, причем прямо над головами редких прохожих – хоть и высокий, но этаж был первым, это по-нашему, по франкофонному он звался ресс-де-шоссе.

Действительно, я сидела