Дыхание снега и пепла - Диана Гэблдон

едва успела рассмеяться, как головка аккуратно скользнула мне в руки, лицом вниз. Пуповина обвивалась вокруг шеи, но, слава богу, не туго. Я продела под нее палец и скинула петлю. Прежде чем я открыла рот, чтобы сказать «тужься!», Марсали сделала какой-то невероятно глубокий вдох и выстрелила младенца в мой живот, словно пушечное ядро.

У меня в руках будто оказался смазанный жиром поросенок, и я лихорадочно вертела его в руках, пытаясь повернуть малыша головой вверх и понять, дышит ли он или она.

Тем временем Мальва и миссис Баг взволнованно восклицали рядом, из кухни послышался топот бегущих ног.

Я нашла лицо малютки, быстро очистила нос и рот, вдула немного воздуха ему в легкие, щелкнула пальцем по подошве одной ноги. Нога дернулась в рефлексе, и он широко раскрыл рот в отчаянном вопле.

— Bon soir, Monsieur L’Oeuf, — сказала я, поспешно проверяя, действительно ли это месье.

— Monsieur? — Лицо Фергуса расплылось в широкой улыбке.

— Monsieur, — подтвердила я и, быстро закутав ребенка во фланель, сунула его в руки отцу, сосредоточившись на перевязывании и обрезании пуповины. Потом я вернулась к Марсали.

Мать, к счастью, была в порядке. Изнуренная и взмокшая, она улыбалась так же широко, как ее муж. И так было со всеми в комнате. Пол был грязным, постель мокрой, а воздух насыщен плодородными запахами рождения, но в общем радостном оживлении этого никто не замечал.

Я массировала живот Марсали, стимулируя сокращения матки, миссис Баг тем временем принесла ей огромную кружку пива.

— С ним все в порядке? — спросила она, приходя в себя после утоления жажды. — Правда все в порядке?

— Ну, у него две руки, две ноги и голова, — сказала я. — Сосчитать пальцы на руках и ногах не успела.

Фергус положил ребенка на стол к Марсали.

— Посмотри сама, ma cher, — сказал он. Он откинул пеленку, моргнул, затем нахмурился и склонился ближе.

Йен и Джейми прекратили разговаривать, заметив его реакцию.

— Что-то неладно? — спросил Йен, подходя ближе.

В комнате внезапно повисла тишина. Мальва недоуменно переводила взгляд с одного лица на другое.

— Maman?

В дверях, сонно покачиваясь, стоял Герман.

— Он здесь? C’est monsieur?

Не дожидаясь ответа, он поплелся вперед, оперся на окровавленную постель и, разинув рот, уставился на новорожденного брата.

— Выглядит забавным, — сказал Герман и слегка сдвинул брови. — Что это с ним?

Фергус стоял, обратившись в камень, как и все мы. Очнувшись, он посмотрел на Германа, перевел взгляд на младенца, потом снова на своего первенца.

— Il est un nain, — сказал он почти небрежно. Он сильно сжал плечо Германа, так что мальчик изумленно вскрикнул, затем резко повернулся на каблуках и вышел. Я услышала звук открывшейся входной двери, и холодный сквозняк пронесся по холлу в комнату.

Il est un nain. Карлик.

Фергус не закрыл дверь, и ветер задул свечи, оставив нас в полутьме, освещаемой лишь всполохами от жаровни.

Глава 36

Зимние волки

Маленький Анри-Кристиан появился на свет совершенно здоровым, просто оказался карликом. Впрочем, он был слегка желтушным, со слабым золотистым отливом на коже, который придавал его круглым щечкам нежный румянец, что делало их похожими на лепестки нарцисса. Вместе с пятнышком черных волос на макушке он вполне мог сойти за китайчонка, если бы не огромные круглые голубые глаза.

В некотором смысле я даже испытывала к нему благодарность. Ничто другое, кроме рождения карлика, не отвлекло бы так внимание Риджа от меня и всех происшествий последнего месяца. Люди больше не всматривались в мое заживающее лицо и не замолкали неловко при моем появлении. Напротив, им всегда было о чем поговорить: со мной, друг с другом, а нередко и с Марсали, если я или Бри не успевали их вовремя остановить.

Надо думать, они и с Фергусом вели бы такие разговоры, будь у них такая возможность. Он вернулся через три дня после рождения ребенка, угрюмый и безмолвный, и остался ровно столько, чтобы согласиться с именем, выбранным Марсали, да поговорить с ней с глазу на глаз. Затем он ушел снова.

Если она и знала, где пропадал муж, то не распространялась об этом. Поэтому пока что они с малышом оставались в Большом Доме, с нами. Марсали улыбалась и уделяла внимание другим детям, как и положено хорошей матери, но, казалось, постоянно прислушивалась к чему-то, чего нет. К шагам Фергуса?

Было и хорошее: она всегда держала Анри-Кристиана подле себя: носила в импровизированном гамачке на груди или устраивала у ног в плетеной корзине из камыша. Я видела родителей, у которых рождались дети с дефектами, часто они сдавались, не в силах справиться с ситуацией. Марсали отнеслась к этому совершенно иначе и яростно защищала малыша.

Люди приходили под предлогом разговора с Джейми или чтобы взять у меня какого-нибудь отвара или целебной мази, но на самом деле им хотелось хоть мельком увидеть Анри-Кристиана. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Марсали напряглась и прижала Анри-Кристиана к груди, когда открылась задняя дверь и на порог упала тень очередного посетителя.

Она немного расслабилась, увидев, что в дверях стоит Йен.

— Привет, кузина, — сказал он с улыбкой. — Как вы с малышом себя чувствуете?

— Очень хорошо, — твердо ответила Марсали. — Пришел проведать своего нового родственника? — Она сузила глаза, испытующе глядя на него.

— Да, и передать ему маленький подарок. — Йен поднял большую руку и коснулся своей рубашки, которая оттопыривалась в одном месте. — Надеюсь, ты тоже в порядке, тетушка Клэр?

— Привет, Йен, — сказала я, поднимаясь на ноги и откладывая в сторону рубашку, которую латала. — Да, со мной все хорошо. Хочешь пива? — Я была ему рада: я составляла Марсали компанию, пока она шила или, точнее, стояла на страже, чтобы отгонять незваных гостей, пока миссис Баг занята курятником. Однако в хирургической настаивался отвар крапивы, и мне нужно было его проверить. Марсали вполне можно было вверить заботам Йена.

Оставив им кое-что перекусить, я ускользнула в хирургическую и провела приятные четверть часа наедине с травами, сцеживая настои, разбирая розмарин для просушки. Меня окружали насыщенные ароматы и безмятежность растений. В эти дни одиночество было роскошью — дети постоянно путались под ногами. Я знала, что Марсали не терпится вернуться домой, но нельзя было оставлять ее там одну, без Фергуса, который мог бы за ней присмотреть.

— Вот мерзавец, — бормотала я себе под нос. — Самовлюбленная скотина.

И я была не единственная, кто так считал. Когда я шла назад по коридору, источая запах женьшеня и розмарина, я услышала, как