Жизнь в эпоху перемен. Книга первая - Станислав Владимирович Далецкий

– Ничего не хочу и не буду, – изобразив каприз, ответила Надя. – Ты согрешил, поэтому тебе и помыть меня придётся, поскольку сил у бедной девушки не осталось.

– Хорошо, – согласился Иван, – буду твоим банщиком. Перевернись на лавку животом, я начну со спины, чтобы твои прелести потереть мочалкой напоследок.

Он перевернул Надежду на лавке, убрал простыню, облил девушку тёплой водой и начал легонько протирать Надежду мыльной мочалкой, с удовольствием касаясь изгибов её тела. Потом он заставил девушку вновь перевернуться, намылил груди, бёдра, стройные ноги и потайное место, лаская рукою девичье тело, которым только что владел полностью.

Затем он окатил её из тазика тёплой водой, потом ещё раз и, засмеявшись, сказал: – Помывка закончена, с вас, госпожа, причитается гривенник или можно отдать натурой вечером в постели.

– Как? Ты ценишь мои объятия в гривенник? – притворно возмутилась Надежда, – тогда я взамен вымою тебя. Ложись на лавку, подлый обманщик.

Иван растянулся на лавке, и Надежда усердно принялась растирать его мыльной мочалкой, касаясь пальцами всех мужских мест, к которым ранее стеснялась прикасаться. Прикосновения нежных девичьих рук совершенно расслабили Ивана, и он очнулся, когда девушка окатила его горячей водой, смывая мыло.

Посвежевшие, они плотно прижались, окатились тёплой водой, завернулись в простыни, вышли в предбанник и сели отдохнуть на диванчик, рядом с которым был столик, а на нём графин с клюквенным морсом. Любовники жадно выпили морсу, и Надя, прижавшись головой к плечу Ивана, расслаблено произнесла: – Теперь я понимаю, почему Даша любила ходить в баню с мужем. Здесь страсть раскаляется ещё сильнее, и всё происходит по-другому, чем в постели. Будем вместе ходить в баню, правда, милый? – Конечно, моя дорогая, – ответил Иван, ласково целуя Надю в щёки. – Видишь, в совместной жизни есть свои прелести, надеюсь, нам и дальше будет хорошо вместе.

Переодевшись в халаты, они вышли во двор. Летнее солнце прогрело воздух, который звенел от жужжания мух, пчёл и других насекомых, в изобилии носившихся со двора в огород и обратно. Надежда пошла в дом собрать обед, а Иван открыл заднюю калитку и прошёл в огород, бывший за домом. Огород был небольшой, но обихоженный стараниями Даши, которая весной, ещё до отъезда бывших хозяев и с их согласия посадила различные овощи и картошку, надеясь, что новые жильцы пригласят её вновь или позволят убрать урожай.

Здесь уже зрели огурцы и помидоры, была грядка репы и свеклы, кустился горох, зеленела грядка моркови, алели поздние маки, тут и там виднелись зонтики укропа, в углу расползлись плети кабачков и тыквы, которые виднелись сквозь крупные листья. В общем, здесь росло всё самое необходимое для приготовления борща, солений и зелени для летнего стола.

Вдоль заднего забора росли пара вишен и три яблони. Вишня давно созрела, и Иван прямо в домашних тапочках подошёл к дереву, нарвал вишен в ладонь и пошёл угостить Надежду, хлопотавшую на кухне у плиты. Он покормил с рук девушку вишней, после чего они сели за стол и с удовольствием насытились борщом и свиной поджаркой с отварным картофелем, что приготовила Даша перед своим уходом. Пообедав, Иван снёс кастрюли с едой в погреб и поставил на ледник, чтобы не испортилось до завтрашнего дня и, вернувшись, прилёг рядом с Надей, которая уже крепко спала, уморившись после бани и обеда.

Пробудившись часа через три, они попили чаю с клубничным вареньем, Надежда занялась наведением порядка в своей комнате, а Иван вышел на веранду и, удобно устроившись в кресле, стал читать книгу по истории Рима, что взял в библиотеке училища для подготовки к будущим урокам.

– Семейная жизнь начинается неплохо, – подумал Иван, наблюдая, как Надежда собирается в магазин, чтобы купить себе какие-то женские принадлежности, необходимые ей именно сегодня и пожелавшая идти одной.

Через час она вернулась с покупками и скрылась в своей комнате, выйдя лишь к ужину. Поужинав, они занялись каждый своим делом, и когда стемнело, пошли вместе спальню готовиться ко сну.

Иван уже привычно начал ласкать Надю, подготавливая к любовной утехе, но девушка рассмеялась:

– Опоздал, милый, моя подружка занемогла женской немощью, и твоему дружку придется потерпеть дней пять без любви, – сказала Надя, ласково потрепав восставшее мужское естество Ивана.

Иван откинулся на своё место с сожалением, но не обиделся и прижал девушку к себе. – Ладно, потерпим, сколько сможем. Бог терпел, и нам велел. Только Христос терпел всю жизнь свою земную, а нам всего-то пять дней воздержания.

Я вот читал в какой-то книге, что эскимосы, живущие на севере, когда женщина занеможет, то отселяют её в отдельную юрту, и она возвращается, когда выздоровеет, – засмеялся Иван, но Надежда обиделась: – Мне что, уйти в свою комнату на пять дней и не показываться тебе на глаза? – Нет, нет, это я так, к слову, – оправдался Иван. – Эскимосы дикари, а мы с тобой цивилизованные люди и умеем сдерживать свои страсти, поэтому спи спокойно у меня на плече.

Надежда успокоилась, обида прошла, и они заснули крепким сном до самого утра, – семейная жизнь открывала все свои стороны.

XXV

Через неделю Иван начал ходить в училище, подготавливаясь к занятиям должным образом. До занятий с учениками оставалось больше месяца, но у него, как начинающего учителя, не было своего курса уроков для старших классов, кроме конспектов и нескольких учебников, привезённых с собой.

В училище он взял программы, рекомендуемые по географии и истории, приходил с утра в библиотеку, брал нужные книги, проходил в пустой класс и готовил свой курс, выписывая в общую тетрадь нужные ему сведения.

Часа в два пополудни он заканчивал подготовку, шёл домой, где вместе с Надеждой кушал обед, что приготовила своим старанием Даша, лишь изредка высказывая пожелания иметь то или иное блюдо. После обеда он отдыхал с часок у себя в кабинете на диване, затем пил чай на веранде и шёл прогуляться с Надеждой по городу, в котором жил когда-то четыре года, обучаясь учительству.

Для прогулок он старался всякий раз выбирать новый маршрут, знакомя Надежду с городом и его обитателями. В городе, к тому времени, проживало около пятнадцати тысяч человек, причём половина из них были иудеями. Надежда не переставала удивляться множеству чернявых мужчин на улицах, иногда в чёрных одеждах и широкополых шляпах. – Откуда здесь столько иудеев? – не раз спрашивала Надя, завидев очередного встречного в шляпе и при пейсах, обрамляющих лицо.

– Они поселились ещё в панской Польше, куда съехались со всей Европы, а после того как Польша оказалась в составе Российской империи, оказались