Жизнь в эпоху перемен. Книга первая - Станислав Владимирович Далецкий

здесь, – рассказал однажды Иван, когда они прогуливались по городу. – Царь, Николай Первый, считая, что евреев не следует пускать вглубь России, ввёл черту оседлости русского народа, за которой инородцам нельзя селиться, если не крещён в православие. Орша как раз находится на черте оседлости, и отсюда проще всего совершать поездки в Москву и другие города по торговым и иным делам, возвращаясь назад по истечению установленного срока – не помню точно, но кажется, это месяц или два.

Конечно, за взятку околоточному можно жить в России и дольше. Здесь в городе есть синагоги, еврейские училища для девушек и мужчин, магазины многие принадлежат евреям, но живут они обособленно, в еврейских кварталах, куда нам не след ходить. Здесь, в 1905 году были еврейские погромы, которые и я видел со стороны. Тогда, в 1905 году, была революция с вооружённым сопротивлением царю Николаю Второму, и он издал манифест, по которому разрешались многие свободы, в том числе вероисповедования.

Из библии известно, что иудеи распяли Христа на кресте, вот неграмотные и тёмные люди здесь и в других местах решили, что царя тоже евреи сбили с толку и начали громить еврейские лавки, магазины и конторы, грабить дома богатых евреев, тем более, если честно говорить, то основания для такого отношения к себе давали и дают сейчас сами евреи, занимаясь ростовщичеством, спекуляцией и недоброй торговлей.

В Орше, где половина жителей евреи, православный народ заволновался, объявились провокаторы, и толпа бросилась громить магазины и бить евреев. Я тогда с толпой пришёл к тюрьме, где освободили политических заключенных, а потом, когда толпа начала громить еврейские магазины и дома, мы, студенты, ушли к себе в училище. Тогда в погромах нескольких евреев убили, а многих ранили.

С тех пор, как видишь, мало что изменилось: евреи живут по своим правилам отдельно, а мы, православные, тоже отдельно. Здесь живут также и католики, у них есть свой костёл, да и церковь Воскресения Христа, куда нам надо бы сходить на обедню, тоже перестроена из католического храма, – закончил Иван, останавливаясь у церкви Воскресения. – Давай зайдём внутрь, осмотримся, – предложил Иван. – Я свечку поставлю за упокой души моей матушки, а ты тоже можешь какой-нибудь свой грех замолить, – закончил он, некстати вспомнив о блудном грехе Надежды, от чего сразу заныли зубы.

Они вошли внутрь храма, где в полумраке толпилось несколько прихожан, церковный служка хлопотал у алтаря, а перед ними молодая женщина, стоя на коленях, била земные поклоны, беззвучно шевеля губами свою молитву. – Наверное, тоже свой блуд замаливает, – неприязненно подумал Иван, расстроенный своими воспоминаниями. – Никогда Наде этого не прощу, но даст Бог, забуду: вроде бы она с душой относится ко мне, – размышлял он, искоса поглядывая на Надежду, которая ставила свечку и крестилась молча.

Своды храма угнетали Ивана, и он торопливо вышел вон, дожидаясь во дворе прихода Надежды. Солнце сияло, пели птицы, лёгкий ветерок шелестел листвой на деревьях, когда красивая, юная девушка Надя в красивом платье лёгкой походкой вышла из храма, подошла к Ивану, взяла его под руку, и они продолжили свою прогулку под одобрительные взгляды прихожан. Дурное настроение Ивана прошло, и он начал рассказывать Надежде историю этого города, ощущая тёплую упругость девичьего тела, которое непременно будет в его объятиях сегодняшним вечером.

Однажды они прошли к Днепру на пристань и долго наблюдали, как баржи и лодки сплавлялись вверх и вниз по течению, гружённые лесом, скотом и людьми. Другой раз прогулялись до железнодорожного вокзала, недавно построенного и уже ставшего достопримечательностью города. Как-то Иван нанял извозчика, и они проехались почти по всему городу, заглянув в еврейские кварталы, в храмы и в училище, где Надежде предстояло обучать девочек грамоте, письму, арифметике, пению и рисованию.

Надежду, наконец, утвердили учительницей, но смотритель училищ Владимир Никитович высказал Ивану замечание: – Что же вы, батенька, живёте в грехе с Надеждой, без венчания? Она будет учительствовать в приходской школе для девочек, и родители могут быть недовольны её поведением. В заявлении она указала, что девица а живёт с мужчиной.

– Но мы говорим всем, что повенчаны, и это правда перед Богом, а перед людьми мы оправдаемся, когда Надина тётка даст согласие на её брак, и это непременно будет, как только ребёнок забьётся в её чреве.

– Ладно, будь по-вашему, я не ханжа, и тоже не без греха, – улыбнулся смотритель училищ, вспомнив студенческие забавы. – Но если поступят жалобы, то не обессудьте, вашей Надежде придётся уйти в домохозяйки. На том и порешили, но Иван не доложил Наде об этом разговоре, терзаемый сомнениями в её любви к нему.

Наступила учебная пора, и текучка первых дней учительства захлестнула и Ивана, и Надежду: всё было впервые для неё, а Иван уже имея опыт учительства в младших классах, с трудом постигал азы общения с подростками, хотя некоторая стажировка и была в институте.

Через месяц они несколько освоились, познакомились с коллегами и даже сходили на вечеринку в офицерское собрание, располагавшееся в приземистом кирпичном здании бывших конюшен конного эскадрона, квартировавшего там лет пятьдесят назад.

Молодые и приветливые учителя сразу обзавелись небольшим кругом знакомств с местной интеллигенцией, чиновниками и офицерами. У Надежды в приходской школе учительствовали ещё четыре учительницы: три сорокалетние старые девы и одна молодая выпускница прошлого года, приехавшая сюда вместе с мужем-железнодорожником. Возраст и сходство судьбы быстро сблизили юных учительниц, и вскоре Надежда получила приглашение посетить коллегу в субботний вечер по случаю её именин, конечно, с мужем.

В назначенный день и час Надежда с Иваном прибыли на извозчике к дому учительницы Ольги. Ехать было недалеко, но приличия требовали именно приезда, а не прихода гостей. Ольга вместе с мужем встречали гостей на крыльце, благо, что октябрьский вечер выдался сухим, тёплым и тихим, какими бывают вечера поздней осени накануне ненастья и холодов.

Иван познакомился с мужем хозяйки: подвижным и добродушным инженером-путейцем, почти ровесником, увлекающимся историей, и они, сразу найдя общие интересы, провели вечер в дружеской беседе, отдалившись от остальных гостей, среди которых были: доктор, офицер и начальник вокзала, все, разумеется, с жёнами.

Вечер прошёл непринуждённо и весело, ужин был вкусен и разнообразен блюдами, хозяйка сыграла на пианино, гости танцевали и разошлись поздней ночью, весьма довольные приёмом и собой.

Иван с Надей, вернувшись домой, тотчас улеглись спать, но мужчина, вспомнив, что сегодня они в бане не занимались любовью, а завтра выходной день, и можно поспать подольше, начал ласкать Надежду, что значило постучать в двери любви. Девушка нехотя уступила его домогательствам,