Лихое время - Олег Петров

Вскоре в Земской больнице появились Михаил Баташев и Степан Ашихмин. Баранчугова незаметно указала им на подозрительного посетителя, который так и продолжал крутиться в больнице, шныряя по коридорам и закуткам.

Ашихмину облик неизвестного показался знакомым. Агенты проследили за шустрым мужичком, дождались, когда он, наконец, выйдет с больничного двора. Теперь уже Степан Ашихмин был уверен, что опознал неизвестного:

– Миша, это тот ещё субчик… Точно, он! Карнаухий это, Миша. За ним – краж!.. В тюрьме, поди, постоянную прописку имеет. Выйдет – снова сядет. И всё неймётся. Что за народ!..

Из больницы Карнаухий не спеша направился к центру города. У сада Жуковского сотрудники угрозыска его остановили, предъявили свои документы и препроводили задержанного в угро.

Здесь Андреев с пылу с жару попал в кабинет к Фоменко и под перекрестным допросом очень быстро раскололся, рассказав о готовящемся налёте на больницу.

Идея, по словам Карнаухого, витала в воздухе давно и принадлежала одному из приближенных Ленкова – Бориске Багрову. Его крайне привлекало содержимое сейфа заведывающего.

Но не предполагаемая изрядная денежная сумма интересовала Багрова, а хранившийся под замком запас морфия. Бориску периодически продолжали мучить сильные боли в животе, безусловно связанные с прежним тяжелым осколочным ранением. В госпитале ему кололи морфий. Оказалось, что он не только избавляет от боли, но и погружает в блаженный дурман, который Бориске понравился и которого ему уже не хватало.

Иногда Бориску начинало даже ломать, трясти, на стенку лезть хотелось – так не хватало морфийного укола. В таком состоянии Багров испытывал приступы дикой злобы, которую он вымещал на жертвах налётов.

Все чаще и чаще Бориска нырял к китайцам в морфинилки, спуская там всю долю доставшейся ему после очередного «дела» добычи. И, презирая риск, вновь рвался на богатый налёт, лишь бы потом снова забыться в наркотическом бреду.

Пытался Багров все чаще и чаще возникающую тягу к морфию залить водкой, благо, гулянки и ночные застолья ленковцев без спиртного не обходились – пей, не хочу! – но, выпив водки, Бориска, кроме тошноты и быстро возникающего желания проблеваться, а потом и разламывающейся от боли головы, – ничего более не испытывал.

Сейф заведывающего больницей представлялся Бориске огромным железным ящиком, доверху набитым ампулами с морфием, которого ему, Бориске, хватит на год, а может, и больше!..

Грабить Земскую больницу наметили впятером. Если не считать Багрова, на «дело» собиралось «старичье» ленковской шайки. Что самому Карнаухому – Прокопию Андрееву, что его корешу Григорию Верхозину, – обоим уже стукнуло по 38 лет. От бесконечных пьянок и тюремных отсидок оба выглядели куда старше. Не уступал им внешним видом и тридцатидвухлетний Антон Лисовенко, тоже не раз уже побывавший в арестантах. На два года был его младше четвертый из «старичья» – Алексей Архипов.

В своё время Архипов привлекался вместе с двумя матерыми бандитами, Задорожным и Верхоленцевым, по уголовному делу об убийстве трёх корейцев в Песчанке. В последнее время, окончательно опустившись в пьянстве, изредка промышлял мелкими кражонками, но чаще дневал и ночевал в каморке при Земской больнице, где числился истопником. Последнее послужило для закопёрщика намечаемого ограбления Бориски решающим в выборе места поживы.

Карнаухий невольно выболтал и другие подробности бандитского промысла. Косвенно подтвердились предположения угрозыска, что убийство двух китайцев, владельцев бакалейной лавки по Ингодинской улице, ограбление квартиры Лапшаковых, как и налет на лавку китайского бакалейщика Си-Гу-ля на Хитром острове – дело рук Ленкова и его подручных.

Дмитрий Иванович внимательно слушал Карнаухого-Андреева, глядя на него с нескрываемой жалостью. Сморщенный, щуплый мужичок, оставивший лучшие годы жизни и свое здоровье на тюремных нарах, шмыгая носом, повествование свое давно закончил, в ответах на вопросы розыскников явно выдохся.

– Вот что, Прокопий Афанасьевич…

Фоменко с интересом отметил, как встрепенулся от забытого уже им напрочь обращения по имени-отчеству Карнаухий.

– Человек ты уже в годах, пошлялся по тюрьмам порядочно, так? – решил найти у вора слабую струнку Дмитрий Иванович, кое-что о Карнаухом узнав из материалов арестантского дела, доставленного в угрозыск из спецчасти Читинской тюрьмы. – И сдается мне, Прокопий Афанасьевич, что обратно за решетку тебе сейчас абсолютно не хочется…

– Мне туда, гражданин начальник, никогда не хотелось. Не сам выбирал…

– А сейчас – выбери! Я тебе полного прощения пообещать не могу, но содействие зачтется обязательно… Говорят, ты недавно бабёнку завёл, приютила тебя, обогрела…

– А чо жа, али неспособный! – внезапно приосанился Карнаухий

– Отчего ж, самое время за ум взяться, жизнь наладить, хоть на старости лет.

– Э-эх-ма, попутал бес! Зарекался ить… Привычка, гражданин начальник, победила.

– А что тебе дороже, привычка или спокойная жизнь?

– Дык, ето и дураку ясно…

– Вот и давай-ка, Прокопий Афанасьевич, покумекаем вместе, как тебе из всей этой истории выкрутиться, вернуться к бабёнке под тёплый бок, а не на нары. Поможешь нам задержать всю эту братию?

– Боязно… У Коськи руки длинные! Хотя и загинаться в тюрьме желания не имеется.

– С твоей же помощью ленковские руки и укоротим! – рубанул ладонью по столу Фоменко. – Не дрейфь, Андреев!

– А чо мине все-таки будет-то?

– Самый малый срок. Дружков же законопатим надолго! Грехов за ними – уйма!

Карнаухий надолго задумался, низко опустив голову и перебирая узловатыми пальцами с желтыми, криво обкусанными ногтями. Потом поднял голову и отчаянно, словно собираясь в пляс, взмахнул рукой:

– А, ладноть! Где наша не пропадала! Только не оммани, слышь, начальник…

В ночь на 27 марта, как загодя и предупредил Андреев, пятерка ленковцев оказалась под стенами Земской больницы.

Приготовившихся высадить окно Гришку Верхозина и Антоху Лисовенко остановил грозный окрик:

– Стой! Руки вверх!

Упавший возле забора Бориска Багров, страшно матерясь, начал тут же садить из маузера на голоса. Агенты открыли ответный огонь. Как показалось бандитам, со всех сторон.

Трясущийся со страха Архипов тут же задрал руки, сдались и Верхозин с Лисовенко. Понятно, что державшийся чуть поодаль Прокопий Андреев оказался четвертым, кто сопротивления не оказал.

Бориска же бросился наутёк, суматошно паля из пистолета. Невозмутимый Степан Ашихмин поймал вспышки на мушку нагана и плавно нажал спуск. Коренастая фигурка словно подломилась, раздался истошный мальчишеский вопль:

– А-а-а! Суки! Не подходи! А-а-а!

Но маузер пусто клацнул.

В третьем часу ночи пятерку задержанных доставили в арестное помещение городской милиции.