Лихое время - Олег Петров

– Некоторый и от таракана шарахается, – грустно кивнул Яков.

– Вот на то и создается в любом государстве вооруженная сила для защиты населения. Армия – от врага извне, милиция – от внутренней нечисти. И гражданин спокойно осознает: государство его защитит. А получается, что когда этот гражданин обращается за помощью в милицию – там его опять же бандит караулит! Вот и выходит – некуда податься человеку, нет спасения от бандитского произвола! Что думает тогда человек о своем собственном государстве? Труха это, а не государство. Большая бандитская шайка – только и всего! И что, стало быть, простому человеку делать? А, Яша?

– Либо эту власть скинуть к чертям собачьим, либо бежать, куда глаза глядят, из такой страны!

– Либо стать покорной овцой, а ещё лучше – тоже бандитом!

– Это я понимаю, Батя! – Хмель окончательно покинул Яшку. – Чево уж тут не понять: в милицейских рядах самые чистые и твёрдые нужны, без гнили и червоточин, тогда и народ на милицию будет в надежде, а не шарахаться от неё. Надо таких и отбирать в наши ряды!

– Отбирать надо. Но и другое важно, Яша не меньше. С хорошей идеей надо жить в голове! А у нас, как нередко бывает? За властью в милицию идут. За властью над человеком. Вот выйду в сапогах начищенных – и падайте все ниц! Понимаешь?

– Чево ж не понять… Я и сам, быват, на жеребчике гарцую, и – словно со стороны на себя любуюсь: красив, пригож, силён! Разойдись, народ, власть едет! – с горьким сарказмом проговорил Яков.

– Вот! В самую точку! – обрадовался Абрам Иосифович. – Так болезнь и начинается. А когда страж закона заболел – дальше и всё государство заболеет, червоточинами покроется снаружи и изнутри. Вот тебе и труха в итоге!

– Тогда точно – и моей жизни не хватит, чтобы всё наладить по-человечьи… – Яшка подпёр щеку рукою и снова уставился в тёмное окно.

– Чего скис, боец революции! – засмеялся Абрамов.

– Да я не скис. Думаю… – проговорил Смородников. – Сложная же она штука, жизнь… И такой ты посредь её махонький, как муравей…

– Но заметь, Яшка, муравей не унывает! И тащит поклажу – поболе своего весу. Дюжит ведь?

– Дюжит.

– Вот и человек сдюжит, если в нём стержень крепкий. И неужто мало вокруг таких людей, с крепким стержнем? Разве огонь, в котором и мы с тобой побывали, и множество наших боевых товарищей – не закалил? Иль слабыми нюнями остались?

– Чево ж это нюнями! – повернулся к командиру Яшка. – Да мы…

– Знаю и верю, Яша! – Абрамов положил ладонь на сжатую в кулак Яшкину руку. – И потому вижу: будет твоя жизнь счастливой. Ты своё предназначение в ней понял. Помоги и другим понять. Тем, в ком стержень – твоего послабже.

Абрам Иосифович весело оглядел немудрёный стол.

– И давай, друже мой боевой, всё-таки выпьем по маленькой за всё хорошее. Ты меня давно знаешь – ни в Бога, ни в чёрта я не верю. Но, вот, тебе пожелаю: дай тебе, Бог, во всем удачи и твердости! А ещё, Яша, – долгой жизни, чтобы ножи и кастеты, пули бандитские да и хворобы чёртовы обходили тебя и твоих товарищей всегда стороной!

г. Чита, 2009–2013 г.