Без жалости - Том Клэнси

Но они все еще ничего не знали о ней — ничего, кроме имени:

Дорис Браун.

Сэнди налила себе чашку кофе и села за стол.

— Откуда ты родом? — спросила она словно невзначай.

— Из Питтсбурга. — Этот город для ее пациентки был так же далек, как обратная сторона Луны.

— Есть семья?

— Только отец. Мама умерла в шестьдесят пятом от рака груди, — медленно произнесла Дорис и машинально сунула руку под халат. Впервые за многие месяцы ее груди не болели от ласок Билли. Сэнди заметила движение и догадалась, что оно означает.

— И больше никого?

— Брат.., погиб во Вьетнаме.

— Извини меня, Дорис.

— Ничего, мисс...

— Меня зовут Сэнди, помнишь?

— А меня — Сара, — добавила доктор Розен, ставя перед девушкой полную тарелку и забирая пустую.

— Спасибо, Сара. — На лице Дорис мелькнула слабая улыбка, но главным было то, что она реагировала на окружающий мир, и это было намного важнее, чем мог предположить сторонний наблюдатель. Продвигаться вперед следует маленькими шагами, напомнила себе Сара. Совсем не обязательно делать большие. Главное — это движение в правильном направлении. Доктор и медсестра обменялись многозначительными взглядами.

Это трудно с чем-либо сравнить. Трудно объяснить происшедшее человеку, который не был здесь и не стал свидетелем. Они с Сэнди протянули руки в могилу и выхватили девушку из цепких объятий земли, не желающей расставаться с ней. Еще три месяца, подумала Сара, даже, пожалуй, меньше, и тело Дорис ослабло бы до такой степени, что самое тривиальное внешнее воздействие за несколько часов стало бы причиной ее смерти. Но это осталось в прошлом. Теперь эта девушка будет жить, и обе женщины безмолвно и одновременно подумали о том, что Бог, наверно, знал, что делает, когда вдохнул жизнь в Адама. Они победили Смерть, присвоив себе дар, который мог давать только Всевышний. По этой причине они занимались одним и тем же делом, и подобные моменты вознаграждали их за ярость, печаль и разочарование, которые они испытывали из-за тех пациентов, что ускользнули от них в объятия смерти.

— Не ешь слишком быстро, Дорис. Когда какое-то время голодаешь, твой желудок становится как бы несколько меньше, — сказала Сара, снова превращаясь во врача. Впрочем, сейчас не время предупреждать девушку о болях и расстройстве желудочно-кишечного тракта, которые неизбежно последуют. Сейчас ничто не сможет предотвратить этот процесс, да и главное, самое важное для ее здоровья, заключается в том, чтобы в организм попали наконец питательные вещества.

— О'кей. Я чувствую, что уже наелась.

— Тогда немного отдохни. Расскажи нам об отце.

— Я убежала из дома, — тут же ответила Дорис. — Сразу после того, как Дейвид.., сразу после телеграммы, и у папы начались неприятности, а он обвинил в них меня.

* * *

Реймонд Браун был мастером в третьем мартеновском цехе сталелитейной компании Джоунса и Лафлина и теперь думал только о работе. Его дом находился на Данливи-стрит, на одном из крутых склонов окружающих город гор. Это был стоящий отдельно каркасный дом, построенный в начале века, со стенами, обшитыми досками, которые ему приходилось красить каждые два или три года в зависимости от суровости зимних ветров, устремляющихся вниз вдоль долины Мононгахела, Он предпочитал работать в ночную смену, потому что по ночам дом казался ему особенно пустым. Ему больше не доводилось слышать голос своей жены, бывать с сыном на матчах Малой бейсбольной лиги или играть с ним в неприкосновенности крошечного двора, резко уходящего от дома вниз, беспокоиться о свиданиях дочери по уик-эндам.

Он пытался, сделал все, что мог сделать мужчина, но было уже слишком поздно — как это обычно и происходит. И справиться с этим оказалось уже не под силу. Его жена, когда обнаружили опухоль, все еще была молодой привлекательной тридцатишестилетней женщиной, его лучшим и самым близким другом. Он поддерживал ее, как мог, после хирургической операции, но появилась вторая опухоль, последовала еще одна операция, химиотерапия, а потом соскальзывание вниз, причем до самого конца ему приходилось проявлять ради нее силу. Это был бы сокрушительный удар для любого человека, но тут же последовал другой. Его единственный сын, Дейвид, был призван на военную службу, его послали во Вьетнам, и через две недели он был убит в какой-то безымянной долине. Поддержка товарищей по работе, то, как все они явились на похороны Дейви, не предотвратили неизбежного — Браун начал пить, отчаянно пытаясь сохранить то последнее, что у него осталось. Дорис тоже испытывала горе, Браун не понимал и даже не догадывался об этом. Когда она однажды поздно вечером вернулась домой в помятом и расстегнутом платье, он жестоко обругал ее, с ненавистью обрушившись на девушку. Даже сейчас он помнил каждое слово и глухой звук захлопнувшейся за ней двери.

Уже на следующий день он понял, что натворил, со слезами на глазах поехал в полицию, унижался перед людьми, понимание и сочувствие которых никогда не ценил, отчаянно пытаясь вернуть обратно свою маленькую девочку, мысленно умоляя ее о прощении, зная, что себе он никогда этого не простит. Но Дорис исчезла. Полиция сделала все, что было в ее силах, но этого оказалось мало, и усилия были тщетными. Затем в течение двух лет Браун не отрывался от бутылки до тех пор, пока двое товарищей по работе, набравшись храбрости и решимости вторгнуться в его личный мир, не отвели его в сторонку и не поговорили с ним как друзья. Священник местного прихода стал постоянным гостем в этом заброшенном доме. Реймонд Браун отвыкал от спиртного — он все еще пил, но намного меньше прежнего, и старался покончить с этим совсем. Все-таки он оставался мужчиной и понимал, что ему необходимо по мере сил достойно справиться с одиночеством, хотя знал, что достоинство одинокого человека не имеет особой цены, но больше у него ничего не осталось. Помогали ему и молитвы, пусть немного — в постоянно повторяющихся словах он находил облегчение, хотя ему не снились счастливые дни, прожитые с семьей в этом самом доме. Он ворочался и метался в постели, потный от жары, и в это мгновение зазвонил телефон.

— Алло?

— Это Реймонд Браун?

— Да. С кем я говорю? — спросил он, не открывая глаз.

— Меня зовут Сара Розен. Я врач в Балтиморе, работаю в больнице Джонса Хопкинса.

— Слушаю вас. — Тон ее голоса заставил Брауна открыть глаза. Он уставился на потолок, пустое белое пространство которого так походило на пустоту и однообразие его жизни. И тут он почувствовал страх. Почему ему звонит врач из Балтимора? Его мозг стремительно мчался к последнему кошмару, когда голос продолжил:

— У меня здесь есть кое-кто, кто очень хочет поговорить с вами, мистер Браун.

— Что? — Затем он услышал приглушенные звуки, которые вполне могли оказаться помехами на телефонной линии, но на самом деле были чем-то другим.

* * *

— Нет, я не могу.

— Но ведь ты ничего не потеряешь, милочка, — сказала Сара, передавая девушке телефонную трубку. — Он — твой отец. Доверься ему.