Джаханнам, или До встречи в Аду - Юлия Латынина

Стальной параллелепипед с двумя красными ручками сверху, сантиметров тридцать в высоту и семьдесят в длину. Ящик для слесарного инструмента.

На то, чтобы добыть ящик с помощью импровизированного багра, ушло пятнадцать минут. Он был покрыт паутиной и невероятно стар, как и все в здании ТЭЦ. Когда Данила раскрыл его, то первое, что бросилось ему в глаза, была длинная, выгнутая как лук ножовка с разведенными зубьями и тронутым ржавчиной верхом.

* * *

Он пилил наручник два часа. Зачем? Он и сам не знал. В таком состоянии он не мог сбежать, а воевать он не умел никогда. Однажды внизу что-то грохнуло, и раздалась автоматная очередь. Данила решил, что начался штурм, оставил наручник и блаженно закрыл глаза, ожидая небытия. Если бы его спросили в эту минуту, что лучше: умереть или пилить наручник, он бы без сомнения, признался: умереть.

Однако очередь затихла коротким жалобным криком, наступила полная тишина, и Данила, вздохнув, открыл глаза и снова взялся негнущимися пальцами за ножовку.

Когда наручник подался, Данила без сил откинулся на ватник и закрыл глаза. Ему казалось, что он отдыхал всего чуть-чуть, но когда он очнулся, стрелки часов ушли на сорок минут вперед. Поистине, когда Аллах сотворил время, он сотворил его недостаточно.

Данила освободил руки, перевернулся на живот и пополз. У него было не так уж много времени. Стивен должен отзвонить, и Баров прекрасно понимал, почему он еще не звонит. Потому что ему нечего сказать.

Баров вовсе не лгал Халиду, утверждая, что у него нет еще двухсот миллионов. Разумеется, активы группы «Логос» стоили гораздо дороже: за один Невинноусский химзавод индусы предлагали миллиард двести миллионов долларов, но это были российские активы, которые не то что в один момент не продашь, под них полгода кредит не получишь.

У Барова, как и у всякого российского олигарха, была изрядная заначка свободных денег, которые, опять-таки, не бездельничали на счетах, а были инвестированы западными консультантами в доходные – или надежные, смотря по склонности консультанта – ценные бумаги. Эти-то высоколиквидные бумаги и продал Стивен Уотерхэм, обрушив при этом на полтора пункта насдаговский индекс (безболезненно бумаг на двести миллионов долларов нельзя продать даже на безбрежном фондовом рынке США).

Но еще столько же у Барова просто не было. Получить быстрые деньги подо все остальное было невозможно ни без объяснения причин столь страшной спешки, ни, тем более, с ее объяснением. Баров на секунду представил, как Стив обращается к вышеупомянутым индусам с предложением: миллиард сто миллионов за химзавод, только в течение пяти часов, потому что хозяин завода томится в заложниках у чеченских террористов, которые собираются отправить на тот свет сотни тысяч человек. При этом, получив деньги, террористы своего намерения не изменят, эти деньги у них так – на поминки…

Данила помотал головой, чтобы не думать о деньгах, и пополз к порогу. Следующая комната была та самая, где его оперировали, с зеленым продавленным диваном и проржавевшим сейфом.

Из комнаты вели две двери, и за одной из них слышались голоса. Баров пополз в другую.

Там начинался короткий коридор. Ржавая крупная рабица была натянута на подгнившие доски. Перил не было. Внизу копошились крошечные фигурки заложников и стояли игрушечные мазутовозы. Высота была почти та же, на которую три часа назад забрался Баров, но тогда почему-то люди не казались игрушечными.

Коридор кончался дверью, и Баров долго в нее царапался, не заботясь о том, что его могут увидеть с нижних отметок.

Дверь оказалась не дверью, а шкафом. Высоко над Баровым висел пропахший ватник, а прямо под носом оказались две пустых бутылки местной дешевой водки. Позади бутылок стоял автомат со спаренным пулеметным рожком, обмотанным изолентой.

Наверное, его поставил туда кто-то из боевиков. Это бывает. Каждый владелец держит в шкафу предметы домашнего обихода. Прежний владелец держал там водку, а новый – автомат.

Данила перевернулся на спину, зацепил автомат на себя и потянул.

Через пять минут Данила вернулся обратно, в комнату с зеленым диваном, и обнаружил, что диван уже стал серым. То ли что-то случилось с миром, то ли что-то случилось со зрением. Данила полагал, что верно второе.

Он кое-как перекантовал себя к стене. Руки дрожали, предметы теряли очертания, диван перед ним уже исходил клубами серого дыма. «Не надо сопротивляться этим людям силой, – подумал Данила, передергивая затвор, – сила никогда не была твоей лучшей стороной. Ты не можешь победить Халида – он сильней тебя. Ты не можешь застрелить его – он стреляет лучше. Когда ты побеждал других людей, разве ты стрелял в них?» «Я их покупал, – ответил Баров сам себе. – „Как можно купить человека, который уже по ту сторону смерти?“

На этот раз Баров выполз в другую дверь. Ему повезло – это была лестница, и на лестнице не было никого. Он спускался ногами вперед, стараясь, чтобы автомат не слишком грохотал по бетонным ступеням, но тот все время норовил перелететь через голову, и в конце концов Данила поставил его на предохранитель.

Теперь Баров понимал, что случись что – и он никогда не успеет выстрелить, но все равно с автоматом было приятнее, чем без. Все пользующиеся авторитетом люди за последние два дня ходили на его глазах с автоматами.

Лестница кончилась через пятнадцать минут. Внизу был бетонный пол, залитый мазутом, темнота и холод.

Казалось невероятным, что его до сих пор не хватились. Холод шел слева – там должен был быть выход к снегу и свободе. Сколько он сможет проползти по снегу с перебитыми ногами и в одной рубашке? Баров представил себе, как он выползает из здания и наталкивается на разведгруппу, высланную с целью уточнения обстановки. Вероятность события – ноль целых одна миллионная.

Баров повернул налево и пополз. Стена, вдоль которой он полз, десять лет назад горела в огне, бетонные плиты были рассечены трещинами до пола. По ту сторону стены послышались шаги, и через мгновение около трещины раздалось торопливое журчание.

Баров замер и осторожно повернул голову. Ему не было видно человека, справлявшего нужду. Но сквозь трещину были видны синие штаны. Все боевики были одеты в камуфляж.

– Кто это? – тихо спросил Баров. Даже если бы он пытался кричать, у него все равно бы получилось тихо.

Ему пришлось говорить три раза. Потом штаны дернулись, как от электрического тока, подогнулись, – и внезапно сквозь трещину просунулся круглый глаз.

– Господи! Данила Александрович! Вы живы, а мы-то думали, что эти выродки вас…

Голос человека даже был смутно знаком. Уже потом Баров вспомнил, что тем же голосом кричал рабочий, просивший расстрелять его вместо жены.

– У вас тут что, туалет? – спросил Баров.

– Да. Да. Они в сортир не пускают больше, вон, велят у стены оправляться…

Баров сомневался, что в полуразрушенном здании ТЭЦ вообще есть сортир.