Ковен тысячи костей - Анастасия Гор

– Кстати, Коул просил передать, что ждет тебя на пирсе, – сообщила она заговорщическим шепотом. – Поспеши!

Метка на моем запястье была незыблемой и прекрасной, поэтому я и так знала это. Но тем не менее гадала, что он забыл там в такую погоду? Как-никак в Шамплейн в феврале все еще не покупаешься. Зато пирс идеально подходил для уединения со своими мыслями… Или для честного разговора тет-а-тет.

Впрочем, теперь я была к нему готова.

Укутавшись в старое шерстяное пальто Коула, затертое до дыр, я выскочила на улицу. Морган и Диего все еще практиковались в оранжерее – я видела всполохи янтарного свечения, от которого дребезжали стекла, а грушевые деревья начинали плодоносить раньше срока. Видела я и другой силуэт – с оформленными изгибами и белоснежной копной волос, бродящий по третьему этажу и явно готовящий какую-нибудь зубодробительную порчу для родной матушки. Когда Морган рассказала Тюльпане, что та жива, ее счастье длилось всего минуту… А затем Тюльпана схватила Лемегетон, открыла страницу с призывом герцога Валефора и села разрабатывать план мести. Ничего не меняется в семье Эдлер.

Лес вокруг Шамплейн дремал, подсвеченный ласковым солнцем и блуждающими огоньками, за которыми гонялся Монтаг забавы ради. Вернув себе былую стать и размеры мустанга, он подмигивал мне из-за деревьев рубиновыми глазами, проносясь мимо в поисках дичи. На его боках прибавилось шрамов, а одно ухо и вовсе отсутствовало… Но зато с таким защитником я уж точно могла спать спокойно.

Земля, еще мерзлая, хрустела под ногами. Я спустилась с холма и ненадолго задержалась возле стесанного надгробия из шафранового гранита. Могила брата, очищенная от грязи и слякоти, сверкала, как оникс. Я мимолетно прошлась пальцами по трикветру, выбитому в камне, и по имени Джулиан Роберт Дефо прошлась тоже – оно появилось рядом совсем недавно. Но заслуженно.

На берегу мне пришлось выставить ладонь козырьком, чтобы не ослепнуть: в свете полуденного солнца все озеро переливалось, как ожерелье из жемчуга на моей шее. Песок буквально светился, а оттаявшая вода напоминала серебро. Коул стоял на самом краю пирса, починенного Гидеоном за время его пребывания в Шамплейн. Крепкий, из цельного бруса пирс легко выдержал бы любой вес, но висел над водой так низко, что та почти лизала Коулу носки сапог. На нем не было куртки – только свитер. Лопатки и мышцы ходили туда-сюда под тканью, даже когда он стоял неподвижно, а руки лежали в карманах. Сам же Коул смотрел на безмятежное озеро и даже не обернулся, когда услышал скрип мокрого дерева под моими шагами.

Я молча встала рядом – так близко, что почувствовала запах чабреца и жженого сахара, который всегда держался на его коже. Сейчас был лучший момент, чтобы поднять животрепещущую тему, и, сжав в кармане пергамент Зои, я принялась подбирать слова.

«Помнишь ту ночь, когда ты вернулся вместе с Джефферсоном? Когда я подсматривала за вами…» Или, может быть, лучше сказать: «Ты же знаешь, что магия наследуется по гендерному признаку?» А может, просто вытащить листок да и…

– Выходи за меня.

Я повернула голову и посмотрела на Коула, подставляющего лицо озерным брызгам, поднятым ветром. Капли блестели на веснушчатой коже, как алмазная крошка, – драгоценности, рассыпанные вокруг мягких губ и на переносице вместе с родинками и веснушками. Коул был прекрасен в этот миг, как тот океан, мимо которого мы проезжали в Мексике. Я не могла налюбоваться им из окна, а сейчас я не могла налюбоваться Коулом. Оба они были дикими, непредсказуемыми, неугомонными. Океан был невероятным – и Коул Гастинг был невероятным тоже.

Глядя на него, я всегда слышала музыку скрипки. Когда мы только познакомились, струны были порваны, и музыка лилась рваная, болезненная. Но чем больше струн я сшивала, тем ровнее она становилась. Теперь мелодия Коула стала бархатной, медовой, по-прежнему импульсивной, как он сам, но гармоничной. Под эту мелодию мне хотелось петь. Особенно звонкой она становилась, когда Коул улыбался. Он улыбался и сейчас, выжидающе глядя на меня из-под опущенных темных ресниц, наверняка замечая то клокочущее смущение, которое окрасило мое лицо в красный и которое заставило меня сказать:

– Ты с ума сошёл.

– Выходи за меня, Одри, – повторил Коул упрямо.

– Это… слишком неожиданно.

– Да ну? Я же пытаюсь сделать тебе предложение с самого Йоля!

Я ойкнула, но мысли в голове разбегались, как аквариумные рыбки. Все, о чем я могла думать, – это о том, как жарко мне в десятиградусную погоду и как близко подошел Коул, когда подхватил меня под локоть, не дав оступиться с пирса от нагрянувшего головокружения.

– С тех пор я не решался попробовать снова, – признался он, и румянец цвел на его щеках, как и на моих. Несмотря на это, говорил Коул уверенно, даже не запинаясь, как раньше. – А после того, как мы расправились с Пауком, все думал, как выбрать подходящий момент… Столько работы из-за Флетчера свалилось… Хотел пригласить тебя в воскресенье в тот ресторанчик на Роуд-сквер, где мы прошлой весной перед океанариумом были, помнишь?

– Это там, где я объелась блинчиков с клубникой и маскарпоне? – проблеяла я пискляво.

– Да, – вздохнул Коул. – Там.

– Так почему не пригласил?

– Зои сказала не медлить. Она напомнила мне, что идеальных моментов не бывает… Зато бывают идеальные воспоминания. Я люблю тебя, Одри. Я дал клятву, что буду служить тебе до конца жизни. Клятва бракосочетания не идет ни в какое сравнение с этим, но… Я хочу дать и ее. Если хочешь и ты, конечно.

– Пять детей, – выпалила я внезапно, и Коул, держащий меня под поясницу так, что я бы в любом случае не смогла вырваться, растерянно заморгал. – Это как минимум, а в идеале штук десять. Столько мне как Верховной нужно будет родить, чтобы восстановить ковен. Это ответственность. И как бы… Это будет тяжко, знаешь. Шамплейн превратится в детский сад.

– Я люблю детей, – возразил Коул так невозмутимо, будто мы всего-навсего планировали, где провести уик-энд. – Если тебя смущает иное… То, что у нас могут родиться сыновья и они будут лишены магии… Мы ведь придумаем что-нибудь, правда? Я не хочу верить, что Джефферсон был прав! Не хочу признавать, что мы не можем быть вместе так долго, как этого хотим, и что у нас нет будущего только из-за чертовой природы! Пожалуйста… – Его умоляющий шепот порезал мне и губы, и сердце, когда Коул наклонился так низко, что почти опустился передо мной на колени. – Скажи, что ничего не боишься, как не боюсь я. Пусть хоть пятнадцать детей или тридцать! Я на все готов!

Я спрятала пальцы под пояс платья и забралась ими в кармашек со сложенным листком. В тот миг я поняла, что, не будь Зои, этот разговор на пирсе обернулся бы еще одной трагедией в моей жизни.

– Я ничего не боюсь, – сказала я то, что Коул так жаждал услышать, и обхватила ладонями его засиявшее лицо. – Есть один способ, который позволит нам заводить только девочек. На такое ты тоже согласен?

– То есть у нас будет как минимум пять дочерей? – уточнил Коул с полушутливой улыбкой и шагнул вперед. Но между нами и так не оставалось расстояния, поэтому он буквально вжал меня в себя, и мы вместе накренились к краю пирса. – Пять маленьких прелестных ведьм, вокруг которых вечно распускаются цветы и иногда воспламеняется мебель? Тогда тем более выходи за меня!