Опоздавшая - Оливия Голдсмит

Мария опять взяла альбом. Ей хотелось показать Карен фотографии Альфреда. Мария перевернула страницу альбома, и перед ними оказалась фотография Карен на фоне дома. Обе женщины долго рассматривали снимок.

— Это было в тот день, когда мы узнали… — сказала Мария, ласково погладив руку Карен.

— Что вы узнали в этот день? — спросила Карен.

— В этот день мы узнали, что больше не можем держать тебя у нас. Это был ужасный день. Я целый день проплакала и не могла остановиться. Альфредо говорил мне, что я могу напугать тебя, но я не могла остановиться.

Глаза Марии наполнились слезами. Карен придвинулась к ней поближе, стараясь успокоить.

Теперь или никогда. Брошенная одинокая девочка должна была, наконец, узнать правду.

— Но почему же вы должны были это сделать? — спросила Карен. — Почему вы отдали меня?

Она старалась говорить как можно мягче, без ноток осуждения в голосе. Но маленькая девочка на фотографии заслужила услышать правду.

— Государство, — сказала Мария, утирая слезы, — государство не оставило нам другого выбора.

Карен посмотрела на нее с недоумением. Почему государство захотело отнять ребенка у матери? Разве Мария и Альфредо плохо обращались с нею? Карен не могла этому поверить. Не поэтому ли она помнит так мало? Какая могла быть еще причина? Может быть, деньги? Нет, не очень похоже на это: они могли нуждаться, но у них был свой дом. Это было больше того, что имеют другие. Мария громко высморкалась.

— Это было так давно, но так больно об этом вспоминать, — сказала она и тяжело вздохнула. — Ну, ничего. Ведь о тебе позаботились. А сейчас ты даже нашла меня. И я опять тебя увидала. Какое счастье!

— Какое счастье, что я наконец-то встретила родную мать, — сказала Карен.

Возникла пауза. Мария молчала.

— Что ты имеешь в виду, Карен? — как-то странно спросила Мария.

— Моя приемная семья была большая, но мне всегда чего-то не хватало. Я чувствовала, что должна встретиться с родной матерью.

Мария взглянула на Карен широко раскрытыми глазами.

— Карен, ты жила у нас почти четыре года с момента рождения. Я была уверена, что государство отдаст тебя нам. Но потом, перед самым удочерением, она вернулась. Она приехала за тобой. И государство отдало тебя ей. Она вышла замуж и захотела взять ребенка обратно. Это разбило нам сердце, мы были убиты. Но это было справедливо. В конце концов, ты действительно не была нашей дочерью.

Ошеломленная Карен уставилась на Марию. Она не могла воспринять ее слова.

— Что? — еле выговорила она.

И это было все, что она сумела сказать.

— Карен, я тебя люблю и всегда любила. Но я была всего лишь твоей приемной мамой. Тебя воспитала твоя родная мать.

— Лиза, мне надо встретиться с тобой.

Услышав голос Джефри на другом конце провода, Лиза чуть не выронила трубку из рук. Только этого ей не хватало после всех неприятностей с провалом дела и лавиной неоплаченных счетов, за которые Леонард готов был убить ее. Конечно, ее огорчало, что Джефри даже не пытался связаться с ней после того, как Карен застукала их, но потом была эта вонь, и затем все снова стало на свои места. С того момента, как стала известна эта ужасная новость о том, что сделка прикрывается, учитывая повышенную подозрительность Леонарда, Лиза стала думать, что молчание Джефри не столько наказание, сколько благо. Она нуждалась в этом телефонном звонке не больше, чем в еще одной вагинальной инфекции.

— Брось, Джефри, я не буду встречаться с тобой.

Она даже получила определенное удовольствие оттого, что могла так сказать ему. Во всем, что случилось, она винила только Джефри. Он вселил в нее надежды на то, что этот дурацкий пакет акций стоил целое состояние. Он убедил ее, обедая, ну пусть только завтракая с нею, и заварил всю эту кашу. Лизу даже отдаленно нельзя было назвать романтичной, но ее «Я» льстило, что она в состоянии отвергнуть его. Жаль только, что никто не видит и не слышит ее триумфа. Как вспышка или удар возникло и тут же пропало чувство тоски по Карен. К ее удивлению, на глаза навернулись слезы.

— Тебе придется встретиться со мною, — настаивал Джефри. — И, возможно, даже вместе с Белл, которую ты захватишь с собой.

Лиза почувствовала, что у нее останавливается дыхание. Она стояла, судорожно сжимая трубку, и почти видела, как ее легкие съеживаются подобно воздушному шарику на второй день после праздников, когда из него уже почти вытек весь воздух. Она не могла дышать. Какого черта Джефри взбрело в голову говорить с Белл?! Обычно он избегал встреч с ее матерью. Может быть, это его последняя судорожная попытка вернуть Карен обратно? Уж не собирается ли он всплакнуть на груди Белл в ее присутствии и просить их поговорить с Карен? Жди, как бы не так! Лиза ни в коем случае не позволит того, чтобы Белл знала о ее проступке.

— Джефри, слушай меня: все кончено. Я не собираюсь продолжать встречаться с тобой, даже не уговаривай.

— Боже мой! Я не для этого хочу тебя видеть. Это вопрос денег. Деловое предложение. Если ты хочешь превратить в деньги свои акции, то тебе и Белл надо срочно встретиться со мной.

— Где? — только и спросила она и взяла карандаш, лежащий рядом с телефонным аппаратом, чтобы записать место встречи своим жестким детским почерком.

Когда в дверь позвонили, Лиза чуть не выронила кружку, из которой пила. Она была слишком издергана. Встреча с Джефри, Белл и Робертом заняла почти два часа, а дорога по Ван Уик Экспрессуэй чуть не прикончила ее. Ей надо было оказаться дома до часу дня, то есть до того момента, когда Леонард делал ей свои проверочные звонки. Но кто может прийти? Обе девочки были в школе, Леонард — на работе; никто другой не ожидался. К ним никогда никто не заходил запросто. Тогда кто же это может быть? Лиза взбежала по лестнице в спальню и подбежала к окну, из которого виден был парадный вход. Рядом у кровати стоял телефон: если пришедший — торговец или бомж, то она не откроет дверь. Нет. Вызовет полицию. Она осторожно отогнула вертикальные шторки и выглянула наружу.

Лизе не пришлось вызывать полицию, она была уже у дверей. Там стояла черно-белая полицейская машина с круглой синей мигалкой. Что, черт возьми, происходит?

Лиза сбежала по лестнице и открыла входную дверь. На ступеньках она увидела двух полицейских, а точнее, одного полицейского и одну полицейшу, которая по виду была похожа на мужчину. А между ними с поникшей головой стояла Тифф.

— Что случилось? — спросила Лиза дочь, но ей ответила не Тифф, а полицейша.

— Вы миссис Леонард Саперштейн? — строго спросила она.

Лиза кивнула.

— Это ваша дочь Тиффани? — спросил один из полицейских.

Лиза еще раз кивнула. Что же, черт возьми, происходит?