Свет проклятых звёзд - Летопись Арды

вещи и очень быстро исчезли в темноте. Морготовы отродья!

***

— Не орочья голова? — переспросила Гильдис, улыбнулась мужу, налила в бокалы эльфийской работы гномий эль.

— Нет, — не заметив заботы супруги, Хадор опустил голову, глубоко вздохнул и, стремительно багровея, заговорил: — Нас предали. Эти клятые ладросцы нас бросили, ушли и не вернулись. Я сразу говорил, что они крысы, но гномы не поверили. Нам пришлось разделиться. Одни строить остались, другие пошли товарищей выручать. В общем, и те не вернулись. Тогда пошёл уже я и обнаружил трупы. Тех, больно сострадательных, которые выручать соратников отправились. И не просто трупы! Выпотрошенные и наполовину съеденные. В общем, вспомнил я про некоторые тропы и понял, что эти ладросцы клятые решили сбежать с войны, потому что вождь их помер, и некому стало их вешать. И я их нашёл.

Гильдис понимающе покачала головой. Открывать мешок смысла не было, продолжать обсуждение неприятной ситуации тоже.

— Помнишь, — заговорила она об интересующем её деле, — эльфы рассказывали, как нашего короля предали вассалы?

По лицу Хадора стало ясно: не помнит. Более того, вообще не понимает, о чём речь.

— Давно это было, — осторожно начала рассказ аданет, взяв мужа за покрытую рубцами искалеченную руку, — наш род тогда только пришёл в Белерианд. Часть народа отделилась и вернулась на восток. Король Голфин послал за ними, но они прогнали гонцов, за что потом поплатились: их едва не перебил Карантир Феанорион, попытавшийся насильно взять в жёны их предводительницу. А потом их бросили на произвол судьбы беоринги. Похоже, это племя затаило злобу на обидчиков, и понимаешь, что это значит?

— Гильдис, прошу, не спрашивай, просто говори.

— Ты можешь договориться с ними, с этим племенем. Вернуть их королю в услужение, а заодно избавиться от подчинённых беорингов. Давай вместе напишем письмо Голфину.

— Нет, — отмахнулся Хадор, отворачиваясь к окну. — Я не буду всё это делать. Не хочу, Гильдис. Стар я для всего этого. Хочешь — пиши. Хочешь — возвращай Голфину беглых вассалов. Хочешь — найди ему новую жену. Ты у меня мудрая, справишься. А я устал. Приехал отдохнуть, а потом вернусь на север и продолжу с гномами строить поселение одно важное. Надеюсь, ты не спросишь, что это, и где оно находится. Спасибо за твою мудрость.

Супруга вождя с улыбкой кивнула и тоже посмотрела в окно. Совсем недавно там, на площади пел и танцевал какой-то праздник, но теперь всё стихло, и лишь в памяти ещё звучали пугающие неотвратимостью строки:

«Мир волшебный налился тьмой,

Раскрываясь цветком пустым…

Раньше звоном влекли ручьи,

А теперь мрак течёт в ночи».

Может быть, запомнились стихи не совсем правильно, но менее страшными от этого они не становились. Самые суровые зимние дни дышали в спину всё ближе, и натиск их остановить было не под силу, увы, никому.

Новая, новая, новая жизнь!

«Мир волшебный налился тьмой,

Раскрываясь цветком пустым.

Раньше полон он был тобой,

А теперь навсегда остыл».

Уехав с Ард-Гален одновременно с отцом, Галдор не вернулся в Дор-Ломин, а отправился в Барад Эйтель. Крайне противоречивые чувства не давали покоя: хотелось извиниться перед сестрой, но гордость твердила, что этого не стоит делать. Можно ведь просто приехать, поговорить, как ни в чём не бывало, а заодно посоветоваться по поводу ухудшившегося самочувствия. В один из сырых холодных дней старший сын дор-ломинского вождя оделся слишком тепло, когда вышел проверять таргелионский обоз. Взмокнув, адан снял шапку и распахнул полушубок, но именно в этот момент пришлось отойти на ветреную сторону укреплений. Поначалу появился только неприятный насморк и ощущение пробки в груди и горле, но потом стала болеть спина, а ночью мешал засыпать надрывный кашель. Чем-то подобным постоянно кто-нибудь на Ард-Гален болел, поэтому Глорэдэль знала средства от такого недуга. Вот и повод поговорить.

На площади, через которую предстояло пройти, чтобы попасть в госпиталь, стояла усыпанная лепестками сцена. Галдор не хотел видеть артистов, особенно потому, что узнал голоса: да, это были те же люди, от кого годы назад сын Хадора забрал неповторимую Вьюнок.

— Раньше звоном влекли ручьи,

И хрустальной была вода, — доносилась скорбная песня, которую повторяли в последнее время все, кому не лень, — а теперь тьма течёт в ночи,

Стынут звёзды из серебра.

Порчей тронуты все леса,

Шелестят о тревожных днях.

Башни замков пусты, и сад

Не цветёт много дней подряд.

Горы спят, по груди в туман

Погрузившись, как навека,

А в долины пришёл дурман,

Утонули они в песках.

Галдор не хотел смотреть и слушать, но почему-то делал и то, и другое. Исполнявшая песню красавица подурнела с годами, а танцовщицы за её спиной выглядели жалко на фоне воспоминания о Вьюнок. Сердце заныло, кашель подступил к горлу вместе с горьким комком. Стало очень больно оттого, что здесь полно людей, восхищающихся новыми артистками, потому что они никогда не видели лучшую из них! И не увидят. Проклятья в адрес несправедливости судьбы вспыхнули в душе ненавистью, от которой стало жарко.

— Мир волшебный налился тьмо-о-о-о-а-а-а-а-ой! — вдруг запел совсем другой голос, залился соловьиной трелью, звуча прерывисто, прыгая, словно по веткам, от запредельно высоких нот к неожиданно низким. — А-а-а-о-о-о-о-а-а-ой!

Солнца луч позабыт совсем,

Раньше полон он был тобо-о-о-о-ой! О-о-а! О-о-а!

А теперь ненавистен всем.

От неожиданности Галдор забыл, куда и зачем шёл, мысли мгновенно рассеялись, сын вождя остановился и взглянул на сцену. Новая певица стояла рядом со старой. Она не походила на полуэльфийку, но такой волшебный голос вряд ли мог принадлежать обычной аданет. Девушка была молода и в меру привлекательна, только излишне полная, что пока, разумеется, её не портило. Глава труппы, танцевавший на фоне, заметил Галдора, проследил его взгляд и, понимающе кивнув, сделал многозначительный жест, давая понять, что продаст и эту певичку, только дай золото. Сын Хадора с презрением отвернулся и, вспомнив, куда и зачем шёл, продолжил путь мимо названной в честь какого-то сказочника библиотеки к госпиталю, надеясь, что сестра там. Вслед