Ежов. Биография - Алексей Павлюков

Загадочность этого заявления заключается в том, что нет никаких признаков, свидетельствующих о принуждении Ежова к такого рода откровениям. В ходе дальнейшего следствия эта тема дважды возникала в связи с допросами лиц, упоминаемых в заявлении. Один из них категорически отверг утверждения Ежова, тот не очень активно на них настаивал, следователи же, судя по протоколу допроса, особого интереса к данной теме не проявляли. Другой «партнер» в ходе допроса сам начал было рассказывать о своей связи с Ежовым, однако следователь прервал его излияния, предложив сосредоточиться на более серьезных обвинениях.

Но если саморазоблачение Ежова не являлось результатом внешнего давления, то непонятно, почему, вместо того чтобы продолжать так всех интересующую тему его преступной антигосударственной деятельности, он начал вдруг рассказывать то, о чем его никто вроде бы и не спрашивал.

Следующая запротоколированная встреча Ежова со следователями состоялась 26 апреля 1939 года. О том, какое значение ей придавалось, свидетельствует присутствие на допросе самого Л. П. Берии, а также начальника Следственной части НКВД СССР Б. З. Кобулова. Для начала Ежову были высказаны претензии в недостаточной искренности:

После этого то ли реального, то ли вымышленного диалога последовал рассказ о том, как летом 1934 г., в период пребывания Ежова на лечении в венской клинике профессора Ноордена, он якобы соблазнил одну из медсестер, и однажды, во время их свидания, в комнату, где оно происходило, неожиданно вошел старший ассистент профессора Ноордена д-р Энглер, который устроил скандал и намекнул, что вся эта история может просочиться в прессу. Не взяв предложенные деньги, д-р Энглер заявил, что хорошо представляет, какое положение Ежов занимает в СССР, и что либо он даст согласие на сотрудничество с немцами, либо будет дискредитирован в печати. Ежову будто бы пришлось согласиться на эти условия и дать письменное обязательство работать на немецкую разведку.

Впоследствии, рассказал далее Ежов, немцы, не довольствуясь получаемой информацией, стали подталкивать его к созданию в НКВД такой же заговорщицкой организации, какая была создана в армии во главе с маршалом А. И. Егоровым, с тем чтобы к началу войны между СССР и Германией обе организации могли, объединившись, осуществить успешный захват власти в стране.

Организация в НКВД была, по словам Ежова, им создана, однако, чем она занималась, он не сообщил, а сразу перешел к событиям осени 1938 г., когда после появления в НКВД Берии заговорщики пришли к выводу, что во избежание провала необходимо организовать убийство руководителей партии и правительства. Приурочить данную акцию решено было к 7 ноября 1938 г., то есть ко дню празднования 21-й годовщины Октябрьской революции. Вот как это предполагалось сделать:

Реализация этого замысла была будто бы возложена на И. Я. Дагина и его людей из Отдела охраны ГУГБ НКВД, однако 5 ноября 1938 г. все они были арестованы, и осуществить задуманное не удалось. Позднее, уже после отставки с поста наркома внутренних дел, Ежов, по его словам, пытался подбить на осуществление террора против Сталина некоторых своих знакомых, но из этой затеи тоже ничего не вышло.

Заключительная часть допроса 26 апреля 1938 года была посвящена связям Ежова с английской разведкой. Ежов заявил, что, после того как весной 1938 г. Сталин начал вдруг интересоваться его прошлыми отношениями с Ф. М. Конаром, он понял, что его проверяют, стал много пить и в ответ на расспросы жены решился раскрыться перед ней, признавшись в своей антисоветской работе и связях с польской и немецкой разведками. Нисколько не растерявшись от таких откровений, Евгения Соломоновна будто бы призналась в ответ, что и сама является английской шпионкой с многолетним стажем, завербованной своим мужем А. Ф. Гладуном еще в период их работы в Лондоне в середине 20-х гг.

Однако следователям не понравилось, что начало своих отношений с английской разведкой Ежов относит к середине 1938 г., то есть когда у него оставалось уже слишком мало времени для плодотворного сотрудничества с ней.

Держать по этому поводу ответ Ежов почему-то не стал, а принялся рассказывать о своем участии в отравлении жены. Когда она попросила прислать ей в санаторий большое количество люминала, он, по его словам, не стал препятствовать ее вполне очевидному намерению покончить жизнь самоубийством, а значит, должен быть признан главным виновником этой смерти. А не препятствовал он якобы потому, что, предвидя возможность ее ареста, опасался, что на следствии ей придется рассказать не только о своей, но и его антисоветской и шпионской работе.

Выслушав все эти истории, следователи пришли к выводу, что Ежов «продолжает стоять на вражеских позициях и ведет себя неискренне», а именно: не договаривает о своей шпионской работе в пользу Германии; в качестве лиц, причастных к заговорщицкой деятельности, называет либо тех, кто уже арестован, либо официальных представителей иностранных дипломатических учреждений; скрывает тех, кто руководил вместе с ним предательской работой по организации контрреволюционного переворота в СССР, и т. д.

«Учтите, что по всем этим вопросам вы будете завтра же допрошены, и вам придется дать исчерпывающие показания», — этими словами закончилась вторая запротоколированная встреча Ежова со следователями, среди которых, напомним, был в этот раз и сам Л. П. Берия.