Мао Цзэдун - Александр Панцов

Жизнь продолжалась. И для Мао она открывала новые светлые перспективы. Ко времени рождения Ли На он уже полностью властвовал в КПК, а его войска контролировали несколько партизанских районов в тылу японцев.

Китайско-японская война (1937–1945 гг.)

Почти за два года до того императорская армия захватила большую часть Северного, Восточного и Центрального Китая, а также несколько портов на юге и юго-востоке страны. В 20-х числах октября 1938 года пали Кантон и Ухань, и гоминьдановское правительство переехало в город Чунцин (провинция Сычуань). Капитулировать оно по-прежнему не собиралось, но и сил для решительного наступления у него не было. Фронт стабилизировался. Именно этим и воспользовался Мао для того, чтобы установить власть коммунистов в ряде районов, расположенных в глубоком тылу японских войск. Дело в том, что армия микадо в силу своей относительной немногочисленности не могла прочно удерживать всю захваченную ею китайскую территорию. Под ее прямой оккупацией находились только города и другие стратегически важные объекты, в том числе линии коммуникаций. Деревня же во многом жила своей жизнью. Японцы лишь изредка наведывались туда за провиантом, а гоминьдановские чиновники и вовсе потеряли над ней контроль. Вот в эти-то сельские районы Мао и начал посылать свои вооруженные отряды для того, чтобы, по существу, заполнить там вакуум власти. Его стратегия оказалась успешной. К 1940 году в японском тылу было создано более десяти опорных баз КПК (коммунисты в пропагандистских целях называли их «освобожденными районами») и формирование новых стремительно продолжалось96.

В то же время в Яньани Мао, чувствуя поддержку Москвы, продолжал работать над «соединением марксизма с китайской реальностью». В результате ему удалось сформулировать концепцию «новодемократической революции» как особого этапа в развитии освободительного движения Китая. Сделал он это, правда, не без помощи своего способного секретаря Чэнь Бода, который в 1937 году прибыл в Яньань из Бэйпина. По поручению Мао этот «толстоватый неуклюжий человек в очках, с несоразмерно большими ушами и глубоко поставленными глазами»97 уже в 1938 году стал заниматься вопросами теории китайского коммунистического движения. И первым, кстати, заговорил об истории партии как о беспрерывной борьбе на два фронта. Еще 1 июля 1938 года в партийном журнале «Цзефан» («Освобождение») он с благословения Мао опубликовал на эту тему статью к семнадцатилетию КПК98. А затем начал работать над составлением доклада Мао к 6-му пленуму.

Свою новую теорию Мао Цзэдун впервые изложил в середине декабря 1939 года в статье «Китайская революция и Коммунистическая партия Китая». Написал он эту работу в соавторстве с «некоторыми товарищами», среди которых, в частности, были Ло Фу и все тот же Чэнь Бода. После этого, в январе 1940-го, в специальной брошюре «О новой демократии» он развил представленную концепцию. Суть ее заключалась в следующем. Исходя из того, что Китай — страна «колониальная, полуколониальная и полуфеодальная» (термин Ло Фу99), Мао обосновывал необходимость в осуществлении не социалистической, а так называемой «новодемократической» революции. Апеллируя более к национальным, нежели социальным чувствам сограждан, он заявлял о необходимости социальных реформ в духе «трех народных принципов» Сунь Ятсена. При этом трактовал эти принципы крайне либерально, обещая после революции гарантировать права частных собственников, стимулировать национальное предпринимательство и проводить политику протекционизма, то есть привлекать иностранных инвесторов под строгим государственным контролем. Он призывал к снижению налогов, развитию многопартийной системы, организации коалиционного правительства и осуществлению демократических свобод. От «старой западной демократии» теория «новой демократии» отличалась, по словам Мао Цзэдуна, тем, что должна была проводиться в жизнь под руководством коммунистической партии. Однако последняя недвусмысленно меняла свой имидж, выступая уже не как политическая организация рабочего класса, а как организация единого революционного фронта, стремившаяся к объединению «всех классов и слоев населения, которые способны быть революционными». Будущий Китай, утверждал Мао, будет не республикой пролетарской диктатуры, а республикой «объединенной диктатуры нескольких революционных классов»; в экономике новой страны будут сосуществовать как государственная и кооперативная, так и частнокапиталистическая собственность100.

Было понятно, что в своей подспудной борьбе с Гоминьданом Мао начал опираться на демократические традиции китайского общества. Ведь Китай первой половины XX века отнюдь не был страной, никогда не слышавшей о демократии. Многие факторы в то время стимулировали существенное обновление китайской политической культуры. Среди них, как мы знаем, была и победа антимонархической Синьхайской революции 1911 года, провозглашение республики 1 января 1912 года, принятие Конституции 1912 года, выборы в первый парламент и парламентские дебаты, борьба Сунь Ятсена с Юань Шикаем и его планами реставрации монархии, движение за новую культуру 1915 года, антияпонское движение 4 мая 1919 года, сотрудничество и противоборство КПК и ГМД в период первого единого фронта 1924–1927 годов и многое другое. Все эти события усиливали демократические настроения китайской интеллигенции, и именно эта часть общества должна была с энтузиазмом принять «новую демократию». (Как раз в то время, в декабре 1939 года, Мао от имени ЦК подготовил даже специальное решение о привлечении интеллигенции на сторону партии101.)

Нетрудно заметить, что в основу этой концепции Мао положил ноябрьские (1937 года) указания Сталина, развитые им самим в серии знакомых нам выступлений 1938 года. Да, конечно, в новых работах он пошел дальше. Однако в принципе никакого подлинного нововведения с его стороны не было. Его установки в полной мере соответствовали геополитической стратегии кремлевского диктатора. Характерно, что как раз в то время, когда Мао выступал с их развернутым обоснованием, Сталину впервые пришла в голову мысль о роспуске Коминтерна102. Было ли это простым совпадением? Очевидно, нет.

Во второй половине 30-х годов Сталин сам интенсивно работал над развитием новой тактики мирового коммунистического движения. И его беседа с Ван Мином и Кан Шэном в ноябре 1937-го была этому лишь одним из свидетельств. Обмануть он пытался не только китайских интеллигентов и Чан Кайши, но и весь буржуазный Запад. Он хотел заставить их поверить, что компартии разных стран — за исключением, понятно, ВКП(б) — начиная с VII конгресса Коминтерна, отказались от борьбы за социализм, заменив эту цель некой идеей построения гуманного общества «народной демократии». (От того, что Сталин говорил о демократии «народной», а Мао — «новой», суть системы, за которую ратовали и тот и другой, конечно же не менялась.) Новая политика, несомненно, должна была облегчить коммунистам захват власти в их странах после войны. Выступая как национальные «демократические» партии, коммунистические организации и в Европе, и в Азии имели значительно больше шансов установить гегемонию над относительно широкой коалицией националистических сил. Сталин же только выиграл бы от победы своих сателлитов.