О, Мари! - Роберт Енгибарян

За все это время она ни разу не посмотрела в мою сторону. Когда совещание закончилось, все встали и начали расходиться, уже у двери я услышал:

– Давид Ваганович, останьтесь, у меня есть к вам вопросы.

Я остановился, потом повернулся и подошел к Ольге Викторовне. В комнате, кроме нас, никого не осталось.

– Ну что, решили произвести на меня впечатление? Признаюсь, ваша профессиональная бойцовская выучка действительно впечатляет. А если бы те люди получили травмы, стукнувшись головой о мостовую, наконец, погибли? Тогда что? Я бы первой дала показания о случившемся.

– Не вижу смысла производить на вас впечатление. Вы в своей жизни видели столько преступлений, убийств, драк, что этот маленький инцидент вряд ли бы вас поразил. Просто у меня свой кодекс чести. Пьяный мерзавец мочится прямо у входа в гостиницу, обзывает меня голубым, видя, что я иду с женщиной. И как, по-вашему, я должен был отреагировать? Сделать вид, что это не имеет ко мне отношения? Быстро прошмыгнуть в гостиницу, поспешно распрощаться с вами, повесив на лицо деланую улыбку, и пойти спать с осадком на душе? Да я бы заснуть не смог от возмущения и унижения. На следующий день вы бы делали вид, что ничего не случилось, но осадок у вас на душе тоже остался бы. А эти мерзавцы обнаглели бы еще больше. Это не мужчины, а пьяные животные, которые не отвечают за свои поступки, мочатся где попало и оскорбляют всех подряд. Так что я считаю, что поступил правильно, и не сожалею о случившемся.

– Давид, это Россия, пьяный мужик тут не в диковинку. А если бы кто-нибудь из них умер? Что тогда?

– Это было бы, конечно, очень нежелательно. Они заслужили то, что получили, и не более того. С другой стороны, это не обычные безобидные пьяницы, а наглые и агрессивные хулиганы.

– Но все-таки давайте представим худший сценарий. Вы бы тогда попали в тюрьму, а меня, как вашего руководителя, не сумевшего остановить хулиганствующего подчиненного, отстранили бы от должности, а возможно, и уволили из прокуратуры. Как вы на это смотрите?

– Даже при таком исходе событий вряд ли было бы возможно доказать, что инцидент произошел с моим участием. Может, они подрались друг с другом? Мне кажется, что все так и было. А вы, хорошо представляя все последствия, дали бы несколько иные показания.

– Вы считаете меня человеком, который может пойти на сделку с совестью?

– Все мы в определенных ситуациях вынуждены идти на сделку с совестью. Так требует инстинкт самосохранения и разум. Если быть принципиальными до конца, то вы уже должны были представить начальнику докладную о вчерашнем происшествии. Но тогда ваше имя и репутация были бы скомпрометированы. Вы, будучи в командировке, возвращаетесь в гостиницу за полночь в компании подчиненного – пусть даже и с почты. Хоть сто раз докажи, что все было именно так, подозрения определенного плана все равно остались бы. Впрочем, не отрицаю, что, если бы вас сопровождал Коробко, никто не заподозрил бы вас в предосудительном поведении.

– А вы не считаете, что это звучит самонадеянно и даже нагло? – холодно усмехнулась Ольга Викторовна.

– Возможно, но я ни в коем случае не хотел вас обидеть. Вы мне очень симпатичны и как руководитель, и как женщина. Ольга Викторовна, могу я пригласить вас на ужин? Мы могли бы в неофициальной обстановке обсудить за рюмкой коньяка наши мировоззренческие подходы к различным жизненным ситуациям.

– Давид Ваганович, вы несколько перешли границу, – резко сказала Ольга Викторовна. – Ищите себе компанию среди ваших сверстников. Я вас не задерживаю.

– До свидания, Ольга Викторовна.

Ответа не последовало.

Глупо получилось. Невольно я поставил свою начальницу в двусмысленное положение. Но ведь я приглашал ее на ужин без всякой задней мысли! Черт, получилось как в известном анекдоте: женщина, придя к врачу, на его вопрос, как она себя чувствует, отвечает, что у нее болит голова, а доктор парирует: «Собственно, я вам ничего и не предлагаю». Надо же!

Шла вторая половина апреля 1965 года. Буквально через несколько дней, 24-го, наступала годовщина страшной даты Мец Егерн – Великого Злодеяния, геноцида армян, учиненного пришедшими к власти в Османской империи исламистами-младотурками. В результате геноцида было жесточайшим образом вырезано почти два миллиона христиан – армян, греков, ассирийцев, русских (молокан). Большинство из них составляли армяне – миллион семьсот или миллион восемьсот тысяч человек. Это было первое в истории массовое убийство мирных граждан по религиозному признаку. Так турки-османы ответили на требование правительств стран Антанты решить армянский вопрос. Уничтожая христиан, в первую очередь армян, турки стремились решить и вторую немаловажную для себя задачу в регионе – ослабить позиции России, главным союзником которой выступали армяне. Решение армянского вопроса, в котором с момента подписания Сан-Стефанского договора 1878 года до Северского договора 1920 года участвовали Россия, Англия, Франция и США, было прервано в 1915 году в результате этой кровавой резни.

К концу 1920 года образованная после падения царского режима в 1918 году Республика Армения контролировала области Еревана, Карса, Ардагана, Карабаха, Зангезура и Нахичевани. Национальные съезды Карабаха (1918–1920) принимали решения о присоединении области к республике Армения.

Северским мирным договором от 10 августа 1920 года Турция и союзные державы признали независимость Армении, включающей вилайеты Эрзурума, Трапезунда, Вана и Битлиса. В результате совместных действий против Армении Турции и Советской России, руководители которой считали, что традиционно дружественная Армения стала ближе Франции и Англии, не только была сорвана возможность претворения в жизнь решений Северского договора, но и сама республика подверглась расчленению: Карс и Ардаган были переданы Турции, Карабах и Нахичевань – Азербайджанской ССР, Джавахк – Грузинской ССР. Оставшаяся незначительная часть Восточной Армении была советизирована и на этой небольшой территории образована Армянская ССР.

История показала, что Ленин и большевики в затеянной ими авантюрно-дипломатической игре с турками жестоко обманулись, не предусмотрев возрождения постоянного стратегического противника, не отказавшегося от планов пантюркизма. Огромная поддержка, которую Советская Россия после Первой мировой войны оказывала Турции, фактически спасая ее от полной капитуляции и исчезновения с политической карты в качестве суверенного государства (что предусматривалось планом президента США Вудро Вильсона и английского премьер-министра Дэвида Ллойд-Джорджа), оказалась забыта. Турция и после Второй мировой войны, и по сей день считала и считает Россию своим главным стратегическим врагом.

Рискну утверждать, что аналогов тем грубым и преступным стратегическим ошибкам, которые были допущены советскими руководителями за весь срок существования государства, мировая история не знает. Послевоенное заявление Вячеслава Молотова, в котором говорилось, что Советский Союз не имеет территориальных претензий к Турции, прозвучало как гром среди ясного неба. Это при том, что Турция самым активным образом всевозможными способами поддерживала фашистскую Германию, сконцентрировав на южных границах СССР более сорока дивизий, готовых в любой момент перейти к боевым действиям! В самые тяжелые годы войны угроза турецкого вторжения сковывала с десяток полностью боеготовых советских дивизий, так нужных на Западном фронте. Лишь разгромное поражение немцев под Сталинградом вынудило Турцию отказаться от плана вторжения в Советский Союз и создания пантюркской империи от Европы до Китая. Поразительно, что, несмотря на все бесчисленные зверства в отношении своих соседей, особенно христианских народов – армян, грузин, греков, русских, украинцев, болгар, румын, сербов, хорватов и т. д., – Турция сумела остаться безнаказанной, искусно используя противоречия между четырьмя великими европейскими державами – Россией, Германией, Францией и Великобританией – и США.