Позволь мне верить в чудеса - Мария Акулова

Точно знал, что ночами по квартире Аня не бродит — всегда спал чутко. А сегодня…

Он стоял в кухне, раздумывая о том, выключать подсветку или оставить так и сходить-таки за ноутом, когда боковым зрением увидел, как практически на щелочку открывается дверь, оттуда показывается сначала одна голая длинная нога, потом вторая… Ноги разворачиваются, являя миру попу в коротких, немного детских, шортах, и гриву — до той самой попы…

— Почему встала? — только закрыв дверь, Аня разворачивается, произносит ни разу не правдоподобное «ой», которое явно должно было значить, что она и не подозревала, какая встреча ждет за дверью… Застывает и смотрит на него так же, как он смотрит на нее — окидывая взглядом от макушки и до пят.

Только он, в отличие от девчонки, одет куда приличней — в футболке и хлопковых штанах.

— В-воды п-попить…

Аня ответила, начиная свой босоногий путь в сторону кухонного кафеля. Благо, теплого. Иначе получила бы по заднице. Хотя… Еще получит. Схемщица.

Мужчина не двинулся с места, следя за тем, как Аня подходит, явно каждым шагом преодолевая. И чем ближе становится — тем очевидней, что нервничает, беспокойные руки мнут ткань шорт на бедрах, а взгляд бегает, отказываясь фокусироваться на лице Корнея. Будто не видит, что он-то весь путь смотрит на нее. Более чем пристально.

— Ну пей…

Корней произнес, когда Аня остановилась в шаге, сглотнула, все же рискнула вскинуть взгляд…

И увязнуть на несколько секунд, чтобы потом потянуться к той полке, которая находится четко перед Корнеем.

Не прося его подвинуться, не прося подать… Тянулась сама. Тянулась так, чтобы обязательно привстать на носочки и прижаться тазобедренной косточкой к его руке, лежавшей на краю столешницы…

Чтобы майка чуть задралась, позволяя мужчине увидеть голый плоский живот…

Чтобы дальше взгляд Корнея непременно соскользнул с живота влево, туда, где шорты еле прикрывают специально выпяченную пятую точку…

Это все было безумно «толсто». За все это действительно стоило бы отходить по заднице, но Корней почему-то не пресек.

Не вытащил руку, не усмехнулся даже, не фыркнул.

Просто следил, как Аня достает наконец-то стакан, ставит на стол, снова смотрит на него…

И снова не просит подвинуться в сторону от раковины, чтобы она могла включить питьевой краник, а тянется через него, теперь прижимаясь все к той же руке уже голой кожей живота. Нежного и горячего, тут же покрывшегося мурашками…

Наверное, не хотела бы, чтобы Корнея видел, что руки трясутся, но с этим пока справляться не умела.

— Вы не хотите? — наверное, надеялась, что пары «нечаянных» касаний будет достаточно, чтобы он сделал в ответ хоть что-то… Но Корнею почему-то хотелось досмотреть представление до конца. Куда спешить-то?

Поэтому он оставался внешне спокойным, когда Аня наклонялась еще больше, чтобы закрутить краник, когда отрывалась от столешницы и его руки соответственно, когда поворачивалась, прижимаясь к столешнице… И руке соответственно… Уже мягким местом… Спросила, глядя, как всегда, прямо и честно… Наивно и искренне…

Так, что Корнею стало очевидно — есть в ней кокетство. Все в ней есть.

— Я уже попил. Спасибо.

Даже больше, чем требуется, кажется… Все дело в смелости. Сегодня она проснулась вместе с хозяйкой.

Ведь играла Аня по-своему прекрасно, наивно, конечно, но в этом свой шарм. Держать лицо до последнего, зная, что тебя видят насквозь — редкое умение.

И пусть хорошо изучившему Аню Корнею было очевидно — девочка нервничает жутко (шея в пятнах, пальцы на руках еле удерживают стакан, а на ногах неестественно поджаты). Но он не высмеивает ее за это… И на чистую воду не выводит. Потому что она старается. Передергивает плечами, будто бы легкомысленно. Смотрит в глаза, несет стакан к губам…

Делает глоток, не разрывая зрительный контакт… И еще один… И еще… Отрывает стекло от блестящих влагой губ, улыбается.

— Вкусная вода… — произносит невпопад, ставит стакан на стол, не глядя, к себе за спину. Явно рискует разлить… Но она вообще сегодня явно рискует. Ведь не ретируется обратно в норку тут же. А смотрит и ждет… Чего-то.

— В курсе. Своими руками скважину рыл.

На откровенно ёрнический ответ Корнея реагирует не как всегда, смутившись, а смотрит удивленно, моментально увеличив глаза… И произносит восторженное:

— Да вы что-о-о… — протягивает последний звук, сначала покачивая головой, а потом спуская взгляд с лица вниз до плеч… Будто действительно представляет его с лопатой, роющим скважину. Или что-то другое представляет… Как и он.

— Допивать будешь? — и пусть самое мудрое, что можно сделать мужчина, это развернуться и уйти, оставив ее наедине с собственными играми в обольстительницу, но Корней не ведет себя так даже сейчас. Кивает на почти полный стакан, потом снова смотрит на Аню. Сначала лицо, потом шея, грудь, живот, майку на котором давно пора бы одернуть, выглядывающие косточки, которые так хорошо ощущались… И она сама прекрасно это понимает…

Но вместо этого синхронно с тем, как Корнея скользит взглядом уже по ногам, отрывает левую от пола, чуть сгибая в колене, устраивает ступню на дереве нижнего кухонного ящика, отчаянно борясь со скольжением… Потому что так, очевидно, собственная поза ей кажется более эффектным. А Корнею, в принципе, и без этого было достаточно.

— Да. Вы идите. Я медленно пью просто. Не бойтесь, свет выключу…

Аня изо всех старалась говорить спокойно, но истеричные нотки все же проскакивали. Вероятно, она-то надеялась, что все будет куда быстрее… Куда легче… А он артачится. Но дело в том, что с ним же вообще нелегко. Впрочем, как и с ней.

— Ну-ну. Выключит она.

Способной довести до белого каления своей наивностью и беспечностью. Не умеющей толком заигрывать и провоцировать, но проблема в том, что в ее случае это даровано природой — манить своими большими глазами таких великовозрастных идиотов, как он. Совершенно точно осознающих, что с ними пытаются играть… И принимающих эту игру.

* * *

Как бы Аня ни убеждала себя, что ожидает его реакции на свой наивный, местами даже стыдный, флирт… Но когда мужская рука переместилась со столешницы на талию, а потом ее резко крутнуло, впечатывая спиной в дверь посудного шкафа, отозвавшегося дребезжанием стекла, она не сдержала писк. Улетела бы к чертям, не придержи ее еще и вторая мужская рука, не забрось параллельно Высоцкий ее кисти себе на шею, не прижми своими ногами ее ноги к тому же шкафу…

— Ты зачем тигра за усы дергаешь? — он спрашивал требовательно, Ане даже казалось, что стоило бы испугаться, но то, что при этом одна из рук скользнула от пупка до поясницы, накрыла ткань шорт, сжимая с силой «идеально легшее» полушарие, выбило из мыслей любой страх. Растянуло девичьи губы в улыбке, заставило приподняться на носочки, одновременно стараясь стать ближе и напрячь ягодицы, организовывая мнущим материю мужским пальцам достойное сопротивление…