Чума с привкусом шоколада - Юрий Станиславович Климонов

в морду христолюбам. Это мы против «шоколадок», а ты в реальном бою отметишься… — он не выдержал и подошёл к ней — … береги себя…

— И ты тоже… — Илья не выдержал и обнял Вику. Он думал, что девушка оттолкнёт его, но она последовала его примеру.

— Постарайся остаться в живых… я хочу, чтобы ты знала… мне никакая другая не нужна… — Вика кивнула и вдруг поцеловала его. По-взрослому — крепко и чувственно, а потом оторвалась, выскользнула из его объятий и, поправив автомат на плече, пошла догонять американца.

Никто из юнармейцев не удивился этому поступку их командиров. Никаких шуточек, ничего такого — все понимали, что скоро здесь будет жарко и если между Викой и Ильёй что-то есть — а такие слухи ходили, то понятно, почему они так прощаются.

Полковник не стал расспрашивать её, когда она догнала его — зачем? И так всё понятно. Просто он задумался о том, как быстро взрослеют дети на войне. Эта русская девочка уже столько раз доказала своё право быть взрослой, что прощание со своим парнем не вызвало никаких досужих разговоров ни у кого.

Через час два «Камаза» доставили из Тополиновки базировавшихся там американцев, оружие и патроны. Старшим заслона в Рябиновке был назначен капитан Синицин. Пока бойцы рыли окопы и дополнительные укрепления, превращая подступы к селу с наиболее вероятных сторон в неприступные боевые точки, капитан решил поговорить с Робинсоном. На совете присутствовал и командир танка — капитан Соловьёв, а также со стороны американцев ещё и морпех — капитан Скрэп.

— Послушай, американец, давай без чинов, хорошо? — на что Робинсон кивнул. — Так вот… мы сейчас союзники и будем драться с врагом плечом к плечу. Вика, переводи слово в слово, поняла?

— Так точно.

— Что хочу сказать… мы не знаем, когда противник дойдёт до нас, но пока есть время… в общем, мы привыкли драться до конца, понимаешь? Никаких, там, «прошу помощи» или отступить, чтобы перегруппироваться. Жаль, что ты не смотрел фильм «28 панфиловцев»… перефразирую знаменитые слова политрука Клочкова — велика Россия, а отступать некуда — позади наш анклав. Там, — показал он рукой в сторону Тополиновки — наши женщины, дети и раненые. Или мы разобъём врага и вернёмся с победой, или здесь и погибнем, если христолюбов будет больше нас. Увижу, что драпаете — сам пристрелю, вот этой рукой. Я не угрожаю, американец, просто предупреждаю.

— Я понял, капитан, — кивнул полковник. — Я хочу сказать, что пришло время платить по счетам — храбростью доказать наше право жить и сражаться вместе с вами. Я не в обиде на ваши слова — вы абсолютно правы: нет ничего хуже трусости. И если мы примем бой, я сам, своей рукой буду стрелять в спину тем, кто позорно побежит.

— Я рад, что мы поняли друг друга, — протянул руку Синицин, и Робинсон её с чувством пожал.

13 сентября 2027 года. д. Тополиновка. Поздний вечер

— Илья! Ну, какие дела в Рябиновке? — Захарова нашла его у оружейки, сразу после прихода в анклав — на «Тумбе-один» передали приказ прибыть в Тополиновку и получить оружие.

— Тарщ лейтенант, там всё норм. Хотелось бы, конечно, там остаться, но приказ есть приказ, — вздохнул он.

— Хорошо, что понимаешь это, — улыбнулась она. — Наша задача не менее важная, чем у них.

— Когда будет поставлена нам боевая задача?

— Пока юнармейцы получают оружие и боеприпасы, давай отойдём…

— Слушаю, тарщ лейтенант, — Илья пригласил её к разговору, когда они отошли.

— Ты наверняка в курсе, что помимо ультиматума от христолюбов о зачистке нашего анклава, они направили к нам толпу «шоколадок». Не спрашивай, как они это сделали, но игнорировать эту информацию нельзя. Поэтому юнармейцы должны будут прикрыть анклав с востока — это приказ руководства.

— Знаю, капитан Синицин кое-что рассказал ещё до отбытия сюда.

— С нами пойдут двое снайперов — мой Олег и один из спецназа. На всякий случай. Место дислокации — асфальтовая дорога на выезде к Барсуково.

— Снайперы, скорее всего, будут отсекать «загонщиков» — не поверю, что «шоколадки» пойдут организованным строем, — усмехнулся Ермолаев. — Ну и дублирование командного состава. Я бы сделал так.

— Хм, ты только что в моих глазах поднялся на две головы, — удивлённо покачала она головой.

— Рискну подняться ещё на одну — разрешите мне сформировать группу добровольцев из самых сильных ребят.

— Зачем?

— Попрошу в столовой самые большие ножи — для рукопашной, если, конечно, нам сапёрные лопатки не дадут…

— Что? Какая рукопашная? — нахмурилась Аня.

— Тарщ лейтенант, вы же понимаете, что огневая подготовка юнармейцев несравнима с обычным бойцом? Отлично. Тогда представьте, что половина, как минимум, выстрелов не достигнет своей цели. А потом что делать? Боюсь, нам придётся сойтись врукопашную.

— И что ты предлагаешь?

— Заранее подготовиться. Отберём добровольцев. И будем готовы встретить «шоколадных» врукопашную. Например, теми же сапёрными лопатками. Это не обычный противник — огнестрела у него нет. И вообще оружия не должно быть. Ну, поцарапают кого-то, ну и что? Вдвоём-втроём на одного «шоколадника» — много ли ему надо — тукнул по башке и всё. Так мы скорее управимся. Снайперы отсекут «погонщиков», а другие юнармейцы добьют прорвавших сквозь нас. Чем не вариант?

— Ты знаешь… а тебе удалось меня удивить вторично, — Захарова подала ему руку. — Я сейчас в медпункт…

— Вы ранены? — удивился он.

— Нет, просто там сейчас собрался штаб операции. Твой отец ранен, а потому туда сейчас перенесли всё, что можно, только связь с союзниками осталась у главы анклава.

— Тогда я с вами — хочу отца проведать.

В медпункте было людно — несмотря на почти полночь, вестовые постоянно вбегали и выбегали. Аня и Илья поднялись на второй этаж и направились в палату с открытой дверью, откуда доносился бас Ермолаева-старшего.

— Да твою ж мать! Как мне осточертело лежать здесь! Никому ничего поручить нельзя — то там лажа, то тут, а!

— Разрешите, товарищ генерал-майор? — козырнула она, входя в палату.

— А, лейтенант! Заходи! — он внимательно посмотрел на девушку. — Ну, задачу вам поставили?

— Так точно. Через час выдвигаемся к дороге.

— Всё, о чём ранее говорили, остаётся в силе. Я всё понимаю, что у тебя только дети, но ни