📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгПриключениеБог располагает! - Александр Дюма

Бог располагает! - Александр Дюма

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 139 140 141 142 143 144 145 146 147 ... 178
Перейти на страницу:

— А, вот и трон! — закричал один из повстанцев. — Что бы с ним такое сделать?

— Постой-ка, — сказал Самуил.

Сюда как раз начали стаскивать тела тех, кто погиб за те несколько минут, что продолжалась осада дворца.

Самуил взял в охапку один из трупов и усадил его на трон.

— Ребята! — закричал он. — Вот наш король: это мертвец! Монархия умерла. Да здравствует Республика!

— Да здравствует Республика! — подхватили две тысячи голосов.

Проделав это, Самуил удалился, предоставив разрушителям довершать свое дело без него.

«Полагаю, — сказал он себе, — что революция уже идет своим чередом, и неплохо идет, так что у меня есть время забежать к Юлиусу и сказать ему пару слов».

Он вышел из Тюильри и двинулся по направлению к особняку графа фон Эбербаха.

По дороге его осенила идея.

«Черт возьми! — подумал он. — За всем этим я упустил из виду свое собственное дело. Ведь у меня теперь есть самое простое средство избавиться от Юлиуса. Он все толкует о желании умереть, сетует, что у него не осталось больше никаких живых впечатлений. Тут бы мне и сводить его на какую-нибудь баррикаду, а там уж пуля благопристойно довершила бы остальное. Но может быть, время еще не ушло. Кое-где до сих пор дерутся. Пойду поговорю с ним и попытаюсь раздуть в его душе хоть искорку былого юношеского вольномыслия».

Когда он зашел в комнату Юлиуса, у того в глазах зажегся какой-то смутный блеск. Можно было подумать, будто Юлиус ждал этого визита.

Но то была лишь мгновенная неуловимая вспышка.

У Самуила даже не было времени что-нибудь заметить, а Юлиус уже опять впал в дремотное оцепенение.

— Да проснись же! — сказал Самуил. — Есть недурной повод. Старый мир зашатался и вот-вот рухнет. Пойдем, поможешь нам выкопать ему могилу.

— Ты-то уже это делаешь! — невозмутимо заметил Юлиус. — Ты весь черен от пороха, одежда в клочьях…

— Еще бы: я только что из Тюильри.

— А, так Тюильри взяли?

— Все взяли. Так что же, ты идешь?

— Нет, — ответил Юлиус.

— Как?! — воскликнул Самуил. — Это пробуждение нации тебя не пробуждает? Стало быть, сон у тебя настолько крепкий, что гром пушек и ружейные залпы не в силах потревожить его?

— Прежде всего скажу, — отвечал Юлиус, — что ты счастливец, если еще способен интересоваться общественными делами, и даже настолько, чтобы впутываться в них. Но я не интересуюсь более даже своими делами, как ты хочешь, чтобы я вникал в затеи других?

И потом, учти: если бы людская суета еще могла затронуть такого обреченного, как я, то между властью и повстанцами я, признаться, выбрал бы власть, мои усилия были бы на ее стороне. Успех этой революции здесь, во Франции, породил бы смятение и неразбериху в Германии.

Я знаю, что мне не дано больше ничего сделать для своей родины, но если бы что-то еще могло меня соблазнить, это была бы возможность уберечь ее от анархии и обеспечить ей мир. Так что не пытайся тащить меня на баррикады: там я оказался бы по другую сторону от тебя.

— Что ж, будь по ту сторону, по какую хочешь, — резко сказал Самуил. — Но все равно пойдем со мной.

— А! — вздохнул Юлиус и поглядел на Самуила так пристально, словно читал в его самых потаенных мыслях.

— Будь ты хоть справа, хоть слева, — продолжал Самуил, — главное, это заставит тебя ожить!

— Так это для того, чтобы я ожил, ты хочешь повести меня туда? — спросил Юлиус, все так же проницательно глядя на собеседника.

— Для чего же еще? — пожал плечами Самуил. — Не думаешь ли ты, что я намереваюсь встать перед тобой и послать тебе пулю в лоб?

— Я пошутил, — сказал Юлиус.

— Не замечал в тебе раньше таких забот о собственной жизни. Ты же без конца твердишь, что смерть для тебя была бы счастьем.

— Я хочу умереть, это верно, только умереть вполне определенным образом.

— Каким же? Это секрет?

— Секрет.

— Ну и храни его на здоровье. Спрашиваю в последний раз: ты идешь или нет?

— Нет.

— В таком случае прощай.

И Самуил поспешил к ратуше.

Там он оставил полновластным хозяином положения генерала Дюбура, сказав ему:

— Мы вдвоем обновим Францию и всю Европу. Наконец пробил час новых деятелей и новых идей.

Входя в ратушу, он столкнулся с генералом Дюбуром, как раз выходившим оттуда.

— Куда это вы направляетесь? — спросил его Самуил.

— Домой, — ответил Дюбур.

— Как это домой?

— А какого, по-вашему, дьявола мне здесь делать? Здесь теперь командую не я.

— А кто же? — в тревоге закричал Самуил.

— Лафайет.

— Как так? Почему вы уступили ему свое место?

— Да это не я. Это все полковник Дюмулен, которому я поручил командовать охраной ратуши. Когда Лафайет появился на этом своем белом коне с эскортом примерно из дюжины вояк да еще пары десятков мальчишек, бивших в ладоши и восхищавшихся его конем, Дюмулен совсем голову потерял. «Ну, — сказал он, — каждый должен знать свое место», — и тут же отошел в сторону, дав этому доброму дядюшке пройти.

— Смерть и ад! — заревел Самуил, в бешенстве сжимая кулаки. — Так они приберут к рукам нашу революцию!

— О, это уже случилось. Для начала они учредили комиссию, составленную черт знает из кого, и уже обратились к народу с воззванием, чтобы снова его убаюкать. Депутаты тоже вмешались в это дело. Все проиграно. Пойду, запрусь у себя дома. Если опять пойдет стрельба, тогда выйду.

Он пожал Самуилу руку и удалился.

Генерал Дюбур не ошибся: с этой минуты дело революции было окончательно загублено.

Лафайет в свои годы уже не имел той энергии, которая нужна, чтобы руководить народным восстанием; с другой стороны, его прежняя репутация революционера и вольнодумца вооружила его опасным влиянием на массы.

Самуил вошел в ратушу и попытался добиться, чтобы его пропустили к Лафайету.

Но у дверей кабинета генерала дежурил часовой:

— Входа нет.

— Уже! — сказал Самуил. — Революцию сюда больше не пускают. Что ж! Если с властью поговорить нельзя, можно потолковать с народом.

Выйдя из ратуши, он смешался с толпой вооруженных людей, которая, дробясь на группы, запрудила площадь и улицы.

Но Самуил мог говорить все, что угодно, — популярность Лафайета оставалась слишком велика. В глазах толпы он был олицетворением возродившейся революции 1789 года.

Самуил не нашел никого, кто пожелал бы разделить его недоверие.

1 ... 139 140 141 142 143 144 145 146 147 ... 178
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?