Должность во Вселенной. Время больших отрицаний - Владимир Савченко

Картина внизу, в полутьме, была жуткая: висящие на прутьях арматуры бетонные куски стен… завалы внизу… Институт выходил из строя надолго; в новых социальных условиях, может, и навсегда.

И Толюн прорек:

– Мы же теперь сможем расчистить зону.

Следующие земные часы, «+»-многодневные, трудились вчетвером. Главным было образовать НПВ-зарядочную станцию на крыше из остатков оборудования системы ГиМ и сделать Ловушки-хранилища, чтоб складывать в них все, что соберут, НПВ-схроны. Задачи были новые и интересные, никто не стоял над душой, все было под рукой, времени хватало – работа шла споро.

Во второй половине этого дня, текущего с крыши башни, в обезлюдевшую зону опустились светящиеся голубовато «выросты» – и принялись собирать, захватывать, втягивать также голубеющие от их прикосновения, уменьшающиеся в искорки обломки бетона и арматуры, искореженную технику.

Делалось это столь быстро и бесшумно, что единственный видевший все человек, комендант Петренко, думал: то ли ему это снится, то ли он сошел с ума; даже не стал звонить начальству.

Если бы сие наблюдали сотрудники отдела Мендельзона (краевых НПВ-явлений), то они, вне всякого сомнения, истолковали бы видимое в духе гипотезы своего шефа о «явлениях последействия Шаротряса». Но поскольку из-за завалов доступ в свое помещение в башне был труден, они сочли за благо на работу в сей день не выйти. И ничего не увидели. А жаль.

На следующее утро Петренко показал очищенную зону Бурову: так, мол, и так, на моих глазах все ушло вверх. Как, почему – не ведаю. Будто оправдывался.

6

Так к новому направлению присоединился Виктор Федорович.

Хуже того, вышло, что вторым «подопытным» после гусей, на которых открыли и опробовали эффект – впоследствии названный ОО-РР, – оказался в освоении и испытании его именно новоиспеченный главный инженер.

Он – новая метла, которая чисто метет, герой Шаротряса и прочее – завелся, увидев очищенную без его ведома зону, взмыл наверх, чтобы узнать, распечь, снять стружку и привести в чувство. Новациями его не возьмешь, душу не тронешь, он сам мастер новаций. Хорошо, конечно, что расчистили, одной проблемой меньше. Но почему без него решили и действуют?! И куда все дели, там же много ценного…

(мастерские для НПВ-схронов)

…Жизнь была чудом – и она была жизнь.

Показать, куда дели собранный в зоне хлам, можно было единственным способом: поместить Виктора Федоровича в ту же Ловушку типа «ящик». В НПВ-хранилище, НПВ-схрон с К50. Потому что выпростать все из него в комнате на 149-м уровне было некуда.

Повороты ручек – из «ящика» выступило прозрачное, заметное только по искажению предметов, облачко и втянуло уменьшающегося Бурова. Он там начал светиться и растерянно-быстро сучить ручками-ножками. А когда через полминуты выпустили (при К50 он провел там, мечась и брыкаясь во тьме и неизвестности, полчаса), он сел на пол – голый, беленький, без шевелюры и бровей, только на правой руке ЧЛВ на металлическом браслете, – смотрел на Панкратова и Климова широко распахнутыми глазами, блаженно улыбался и тянул:

– Ми-ишкааа… что-о-о это-о-о?

Потому что Буров все-таки был Буров: прежде всего инженер-исследователь, а уж потом главный или еще какой-то.

Дали прикрыться, одели во что нашлось, потом объяснили.

– Ребята, это же решение тысячи проблем!

Виктор Федорович сразу настолько включился в проблему, что за время пребывания наверху в этот же день 18 сентября успел обрасти волосами и бровями.

Так он стал пятым в этом деле. Впрочем, по вкладу своему скоро опередил других, сравнялся с Панкратовым. Буров был Буров.

Что же до криминальной стороны нового направления – а она отчетливо проступала за «явлениями последействия», – то Виктору Федоровичу хорошо запал в душу тот жест мэра. Да и что творилось вокруг, он видел и понимал. Не тот случай, чтобы чистоплюйничать и воротить нос.

И других присоединяли осторожненько, по одному и по мере необходимости.

…Создававших и испытывавших Ловушки и далее всегда можно было отличить от прочих по общему признаку: или вовсе нет волос на лице – даже бровей и ресниц, – или чуть отрастают. Тот самый эффект ОО («остричь-обрить»), но обращенный против них самих. Работать с крутыми барьерными НПВ без того, чтобы ловушечный язык не задел, не лизнул, невозможно – вот и… Спецодежду покрыли металлическими лаками, на головах каски – а с лицами просто беда. Сочинили экранные сетки, вроде противомоскитных, только из проволочек, но какая же в них работа! Вот «верхние» и выделялись безбровостью и тюремной стрижкой. А о такой роскоши, как усы и борода, им не стоило и мечтать.

I

Сегодня утром похоронили Валерьяна Вениаминовича. Рядом с Александром Ивановичем. И как-то наспех. Будто не всерьез…

Так уж получилось. То ли оттого, что вторая смерть последовала слишком быстро за первой, а там все израсходовались с эмоциями; то ли драма Шаротряса всех подавила… Из городской «элиты» прибыл один Страшнов.

Ну, бог с ними. У меня лично впечатление, что Валерьян Ве-

ниаминович как-то не совсем умер; телом – да, кровоизлияние в мозг. Но идеями своими, мыслями, всем сотворенным здесь, Шаром предсказанным, Вселенной открытой (при моем участии) – нет. И это надолго.

II

Для меня это тем более важно, что со вчерашнего дня я директор НИИ. Выбран на альтернативной основе, в конкуренции с Валей Синицей – в духе времени.

Никаких иллюзий, почему выдвинули и поддержали именно меня, Бармалеича, доцента-расстригу с мягким характером, у меня нет: чтоб каждый делал, что хотел. Ну-ну…

Наиболее прав все-таки Миша Панкратов: здесь хозяин не человек с титулом, не коллектив даже руководящий (создали и та-

кой: координационный совет) – а само НПВ. Мир неоднород-

ного пространства-времени с собственной Меняющейся Вселенной в глубине.

И Пец не был особенно хозяином; только и того, что мог завестись, круто обойтись, вышибить в двадцать четыре часа. И Александр Иванович при всей его активности и напоре тоже. Решения и дела навязывали проблемы, а они все шли от НПВ, от осознания возможностей неоднородного мира. Валерьян Вениаминович шел впереди по осмыслению. Этого надо держаться и мне.