Петербургские очерки - Пётр Владимирович Долгоруков

Письмо это, по выражению Бильбасова, «вполне обелявшее Екатерину от всяких подозрений», хранилось ею в особой шкатулке, которая после ее смерти была вскрыта по поручению Павла I графом Безбородкой. По словам княгини Дашковой, прочитав эту записку, Павел перекрестился и сказал: «Слава Богу! Те некоторые сомнения, какие у меня были относительно моей матери, теперь рассеяны»[455].

Это письмо было в руках графа Ф. В. Ростопчина, который удостоверяет его подлинность. Оно было затем уничтожено Павлом, который «сам истребил памятник невинности великой Екатерины, о чем и сам чрезмерно после соболезновал». В «La Vérité sur la Russie»[456] сообщается анекдот, долженствующий подтвердить соучастие Екатерины в предумышленном убийстве Петра III: «Граф Семен Воронцов, живя на старости лет в отставке в Лондоне, рассказывал князю Г. (от которого мы и слышали этот анекдот), что после убийства Петра III он, встретив как-то одного из убийц, князя Федора Барятинского, спросил его: «Как ты мог совершить такое дело?» На что Барятинский ответил ему, пожимая плечами: «Что тут было делать, мой милый? У меня было так много долгов».

Другое толкование происшествия, распространявшееся семьей Барятинских, мы находим у А. О. Смирновой-Россет: «Фельдмаршал (А. И. Барятинский) рассказывал историю убийства Петра III. Он говорил, что князь Федор Барятинский играл в карты с самим государем. Они пили и поссорились за карты. Петр первый рассердился и ударил Барятинского, тот наотмашь ударил его в висок и убил его»[457].

59

Князь А. И. Барятинский. Сведения о Барятинском, сообщаемые Долгоруковым, подтверждаются «Записками» управляющего делами князя Б. А. Инсарского (печатались в «Русской старине», 1894–1895 гг.). Интересно сравнить характеристику, которую дает Долгоруков Барятинскому, с отзывами о нем близко его знавшего д-ра Э. С. Андреевского[458].

Желчный и обидчивый, Андреевский отзывается о Барятинском не менее резко, чем Долгоруков: «Князь Барятинский делами занимается теперь очень усердно, но, разумеется, без всякого знания» и т. д. «Барятинский — человек столь неспособный и столь честолюбивый» и т. д. Он косвенно подтверждает те мотивы, которые Долгоруков приписывает Воронцову при назначении Барятинского и высмеивает дутый характер реляций Барятинского. Надо иметь в виду, что Андреевский был одним из источников осведомления Долгорукова относительно Барятинского. В «Будущности» было напечатано без подписи «Письмо с Кавказа», принадлежавшее Андреевскому и посвященное деятельности Барятинского.

60

Князь А. И. Барятинский и великая княгиня Ольга Николаевна. О попытке князя А. И. Барятинского заинтересовать великую княжну пишет в своих «Воспоминаниях» и доктор Николая I Мандт[459].

61

Графиня М. Д. Нессельроде. Сводку всех мемуарных отзывов о ней см. у П. Е. Щеголева[460].

Сравнивая характеристику, данную ей Долгоруковым, с другими показаниями, он приходит к такому выводу: «Резким отзывам Долгорукова можно поверить, ибо в конечном счете основные черты характера графини изображены так же и в отзывах ее поклонников». Пушкин в своем дневнике отзывается о ней: «Ужасна и опасна»[461].

62

Князь М. С. Воронцов. Чрезвычайно резкую и далеко не объективную характеристику Воронцова Долгоруков дает в брошюре «La vérité sur le procès du prince P. Dolgoroukow»[462]:

«Фельдмаршал князь Воронцов был искусным военачальником и искусным администратором; он отличался широким умом, но это был человек самый фальшивый в мире, заискивающий, двуличный, и притом чрезвычайно мстительный. Несмотря на высокое положение, несмотря на громадное состояние, которым он был обязан предательствам, хищениям и бесчестным поступкам своей фамилии, несмотря на независимость, которой он обладал, он в течение всей своей жизни был пошлейшим царедворцем. В день, когда в России узнали о казни знаменитого Риэги, он обедал за императорским столом и проявил такую радость, что сам император нашел ее неуместной. Русские государи пользовались Воронцовым, не уважая его. Так, в 1828 году в Одессе, где он был губернатором, полковник Р[аевский], который находился в близких отношениях с княгиней Воронцовой и которому она затем отказала в доме, встретив княгиню на улице, забылся до того, что нанес ей удар тростью. Князь Воронцов, которому было тогда 47 лет, не вызвал 32-летнего Р[аевского], но пожаловался императору Николаю, а Николай, обычно столь суровый в отношении тех, кто оскорблял его чиновников, ограничился приказанием Р[аевскому] выехать из Одессы и покинуть Новороссийский край, управляемый князем Воронцовым».

63

Андийский поход в Дагестан, предпринятый летом 1845 года по приказанию Николая I, имел целью взятие резиденции Шамиля, аула Дарго, расположенного в самой лесистой части Чечни (Ичкерии). Значительный экспедиционный корпус под начальством самого Воронцова вступил 6 июня в чащу ичкерийских лесов, по которой пришлось пробираться с неимоверными трудностями, преодолевая под огнем противника искусственные завалы, чтобы найти Дарго покинутым и сожженным Шамилем. Дальнейшие поиски неприятеля сопровождались громадными потерями и едва не привели к полному уничтожению экспедиционного корпуса, оказавшегося окруженным со всех сторон и страдавшего от недостатка продовольствия; только благодаря своевременной подмоге генерала Фрейтага Воронцову удалось выбраться с остатками своего отряда из западни, в которую сам себя завел. Потери были по тому времени громадные: из строя выбыли 3031 человек, в том числе 3 генерала и 141 офицер, не считая потери трех горных орудий и множества лошадей. Формально цель похода была достигнута: резиденция Шамиля была уничтожена; но реальной пользы от предприятия не было никакой.

64

О соперничестве между Барятинским и Адлербергом говорит и В. А. Инсарский. Он пишет о лицемерной дружбе «А», который, узнав о приезде князя Барятинского с Кавказа, «тотчас впал в какую-то странную задумчивость», из чего заключили, «что это обстоятельство не только не было приятно для графа, но и, видимо, встревожило его» и т. д.[463].

65

Одна женщина, замечательная красотой — вдова флигель-адъютанта Алексея Григорьевича Столыпина, Мария Васильевна, урожденная княжна Трубецкая. О проекте брака ее с князем А. И. Барятинским см. в «Русской Старине»[464]. В тех же записках рассказывается и об отказе А. И. Барятинского от части имения в пользу брата; но, разумеется, без того толкования, которое ему дает Долгоруков.

М. В. Столыпина в 1851 году вышла замуж за князя Семена Михайловича Воронцова, отец которого, князь Михаил Семенович, получил титул светлости в марте 1852 года[465].

66

О Н. Д. Киселеве и жизни его в Париже см. «Автобиографию» А. О. Смирновой-Россет.