Бен-Гур - Льюис Уоллес

Тирца едва могла идти; услышав эти слова, она впала в отчаяние.

– Но гора такая крутая, мама! Я не смогу на нее забраться.

– Помни, мы идем, чтобы обрести здоровье и жизнь. Посмотри, дитя мое, уже совсем рассвело! К источнику вон там уже идут женщины. Если они заметят нас, то забросают камнями. Соберись с силами, и пойдем.

Таким образом мать, страдая от болезни не менее дочери, пыталась поднять дух девушки; и Амра пришла ей на помощь. Вплоть до этого момента Амра не прикасалась к прокаженным, как и они к ней; но теперь, не думая о возможных последствиях и не ожидая приказания или просьбы, верное создание приблизилось к Тирце, обняло ее за плечи и прошептало:

– Обопрись на меня. Хотя я и стара, но еще сильна; да и подниматься нам не так уже высоко. Ну а теперь – в путь.

Склон холма, на который им предстояло подняться, был покрыт выбоинами и развалинами древних строений; но, когда они остановились на вершине, чтобы перевести дыхание, перед ними открылся великолепный вид на северо-запад – на Храм и его террасные дворики, на Сионский холм, на мощные башни, вонзающиеся в белесое небо, – и мать испытала прилив сил, который даровала ей любовь к жизни ради самой этой жизни.

– Посмотри, Тирца, – сказала она, – взгляни только на эти золотые пластины, которыми выложены Золотые ворота. Как они блестят, отражая блеск солнца! Ты помнишь, как мы любили гулять там? Разве ты не хочешь этого снова? А еще представь себе – ведь наш дом совсем недалеко от них. Мне кажется, я даже вижу его, возвышающийся над крышей Святая Святых. Там нас заключит в свои объятия Иуда!

Приблизившись к седловине между двумя вершинами горы, в которой зеленели несколько миртовых и оливковых деревьев, и снова посмотрев в ту же сторону, они различили несколько тонких струек дыма, поднимавшихся в безоблачное небо, – напоминание нетерпеливым пилигримам, призывающее их поспешить к началу праздника.

Хотя добрая служанка не щадила себя, изо всех своих немногих оставшихся сил помогая Тирце во время спуска, несчастная девушка стонала при каждом шаге и несколько раз вскрикнула – столь острую боль доставляли ей движения. Ступив на дорогу – а именно на дорогу, проходившую между горой Соблазна и второй вершиной Масличной горы, – она, совершенно обессилев, опустилась на землю.

– Иди дальше с Амрой, мама, и оставь меня здесь, – едва слышно прошептала она.

– Нет-нет, Тирца. Что мне будет радости, если я выздоровею, а ты нет? Когда Иуда спросит про тебя, а он обязательно спросит, что мне сказать – что я оставила тебя на дороге?

– Скажи ему, что я любила его.

В этот момент мать заметила мужчину, быстро шагающего по дороге с восточной стороны.

– Мужайся, Тирца! И радуйся, – сказала она. – Вон там я вижу человека, который расскажет нам что-нибудь о Назаретянине.

Амра между тем помогла девушке сесть на придорожный камень и поддерживала ее, пока мужчина приближался.

– О мама, в своей доброте ты забыла, кто мы теперь такие. Когда этот путник приблизится и увидит нас, он поприветствует нас проклятием или камнем.

– Увидим.

Другого она и не могла сказать, поскольку слишком хорошо знала, как обращались ее соотечественники с изгоями, к которым они теперь принадлежали.

Как уже было сказано, дорога, на обочине которой стояла эта маленькая группа женщин, представляла собой лишь тропу, вьющуюся среди глыб известняка. Следуя по ней, путник должен был вскоре очутиться лицом к лицу с ними. Так и получилось, и через несколько минут человек оказался достаточно близко от них, чтобы расслышать предупредительный крик, которым они были обязаны известить его о своей болезни. Тогда, обнажив голову – еще одно требование закона, – мать как можно громче прокричала:

– Нечисты, нечисты!

К ее удивлению, человек не остановился и даже не замедлил шагов.

– Чем вы больны? – спросил он, останавливаясь лишь в паре метров от них.

– Ты видишь нас. Будь осторожен, – сказала мать, не теряя достоинства.

– Женщина, я посланец Того, Кто не единожды говорил с такими, как вы, и по единому Его слову они исцелялись. Я не боюсь.

– Ты говоришь о Назаретянине?

– О Мессии, – прозвучал ответ.

– Это правда, что Он сегодня войдет в город?

– Да. Он сейчас в Виффагии.

– И по какой дороге, господин?

– По этой.

Мать сжала руки перед грудью и благодарно возвела глаза к небесам.

– Кем ты Его считаешь? – с состраданием спросил мужчина.

– Сыном Божьим, – ответила она.

– Тогда оставайтесь здесь; или, лучше, поскольку с ним будет много народа, встаньте вон там, у белой скалы под деревом. Когда же увидите, как Он идет, не бойся и обратись к Нему. И если вера твоя велика, Он услышит тебя, даже если возгремит гром небесный. Я же иду возвестить Израилю, собравшемуся в городе и вокруг него, что Он уже близко, и приготовить их для встречи с Ним. Да будет мир с тобой и твоими близкими, женщина.

С этими словами путник двинулся дальше.

– Ты слышала, Тирца? Ты слышала? Назаретянин уже в пути, и Он идет по этой дороге, и Он услышит нас. Сделай еще одно усилие, дитя мое, – еще только одно, и подойди вместе с нами к скале. Здесь всего пара шагов.

Ободренная ее словами, Тирца поднялась, опираясь на руку Амры. Но так только они было двинулись к скале, Амра сказала:

– Постойте, человек возвращается.

Стоя, они принялись дожидаться его возвращения.

– Прошу простить меня, – сказал он, приблизившись к женщинам. – Но я сообразил, что день будет жарким, а в городе я найду все, что нужно, чтобы освежиться, так что я подумал – эта вода куда больше пригодится вам, чем мне. Возьмите ее и успокойтесь. Воззовите к Нему, когда Он появится.

С этими словами он протянул им калабаш[148], полный воды. Но вместо того, чтобы поставить его на землю с тем, чтобы мать затем взяла его, он протянул ей его прямо в руки.

– Но ведь ты еврей? – удивленная, спросила она незнакомца.

– Да, но и более того, я также приверженец Христа, который каждый день словом и примером учит нас поступать так, как поступил я. Мир уже давно знает слово «милосердие», но не понимает его. Еще раз – мир вам и всего доброго.

Он снова зашагал по направлению к городу, а три женщины медленно направились к скале метрах в тридцати справа от дороги. Став перед ней, мать убедилась в том, что их будет хорошо видно и слышно тому страннику, внимание которого они надеялись привлечь. Здесь они расположились в тени дерева, напились воды из калабаша и позволили себе отдохнуть. Вскоре Тирца задремала, и, охраняя ее сон, мать и служанка молчали.