Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов

ровно нечего делать… Долго ли еще останетесь в Вене?

Т. – Думаю в понедельник выехать.

Б. – Так я все же дам вам билет на мой концерт.

Т. – Были ли вы на представлении первой оперы Мейербера «Абамелек, или Два халифа»?

Б. – Нет. И кажется, ничего не потерял. Я вспомнил вас… Вы были правы, не разделяя восторгов относительно дарований этого молодого человека. После спектакля, в тот же вечер я беседовал в трактире с исполнителями оперы. “Ну, как вы позволили себе такую глупость, – сказал я им. – Фи! Не стыдно ли вам было так рекламировать это скверное произведение!.. Не стыдно ли опытным артистам брать на себя исполнение этой чепухи! Я поговорил бы с вами об этом, но ведь вы все равно не поймете…”

Т. – Я видел оперу. Она начинается за здравие, а кончается за упокой.

Б. – Ха, ха, ха… Он такой же пианист, как композитор. Меня часто спрашивают: слышал ли игру его, но я принужден отвечать отрицательно. По отзывам лиц понимающих, которым я доверяю, надо полагать, что он обладает техникой и больше ничего… Это музыкант поверхностный.

Т. – Мне говорили, что перед отъездом в Париж он играл у X. и не имел обычного успеха.

Б. – А что я вам предсказывал… Я знаю эти увлечения. Пробыл бы он здесь несколько месяцев, и тогда мы послушали бы отзывы о нем. Известно, что величайшие композиторы были также величайшими пианистами; а как они играли: не так, как современные нам пианисты, заучившие несколько пассажей и прыгающие пальцами по клавишам из конца в конец: пуф, пуф, пуф. Когда настоящий виртуоз импровизирует, то выходит что-нибудь определенное, оформленное. Если бы можно было исполняемое им записать тотчас же, то получилось бы нечто похожее на обработанное произведение. Вот это я называю виртуозностью, а все прочее – вздор.

Т. – Странно, что Фус, сам не имея представления об этом искусстве, объявил его величайшим пианистом.

Б. – Он совсем не имеет понятия об инструментальной музыке; это существо жалкое; я готов сказать ему в лицо. Он как-то превозносил одну инструментальную пьесу, из которой торчали всюду козлиные и ослиные уши; я от души смеялся над его невежеством. Он смыслит в вокальном искусстве и должен довольствоваться этим; в деле же композиции полный профан.

Т. – Я тоже вынес такое впечатление.

Б. – Повторяю, вне вокального искусства он ничего не смыслит.

Т. – Я слышал, что Z пользуется здесь успехом?

Б. – Ах, Бог мой! Он играет изящно, изящно, а затем это… Из него ничего не выйдет. Эти господа имеют знакомые круги, куда они стараются чаще являться. Там их хвалят, хвалят постоянно – и дальше этого искусство не идет. Повторяю, из него ничего не выйдет. У меня много врагов, потому что прежде я высказывал свои взгляды прямо; теперь я никого не осуждаю, потому что не желаю никому зла, и думаю, что дельный музыкант не пострадает от вражды и зависти, а посредственного не поддержат никакие старания».

Венские фестивали в период конгресса, конечно, не могли обойтись без присутствия и участия автора «Сражения при Виттории». Ему поручили сочинить торжественную кантату «Славный миг» (ор. 136), которая должна была выразить «привет города Виндобоны иностранным монархам», на текст доктора Вейсенбаха, более искусного в обращении с хирургическими инструментами, нежели с рифмами. Подбор напыщенных фраз, предложенный композитору к музыкальной иллюстрации, потребовал, как он сам выразился, «героической решимости для этой работы», принесшей ему звание «почетного гражданина города Вены». Автограф этой кантаты, хранящийся в Берлинской королевской библиотеке, полон переделок, помарок и носит след первоначального названия Der Heilige (священный) Augenblick, замененного затем новым – Der glorreicher Augenblick.

«Славный миг» был исполнен днем 29 ноября, цены были повышены (вход в зал – 3 фл., в галерею – 5 фл.), оркестровым музыкантам также заплачено щедро (струнным – по 5 фл., некоторым духовым – по 7 фл.); участвовали, между прочим: Мильдер, Форти, Умлауф (за дирижерским фортепиано), Шиндлер (за пультом 2-й скрипки). Исполнены: «Славный миг», «Победа Веллингтона» и 8 симфония. Среди 6000 слушателей, собравшихся к 12 часам дня в большой Редут-зал, находились вся знать, все короли и императоры, гостившие в Вене. «Если бы не присутствие их, то публика еще громче проявила бы свои восторги», – писал рецензент. Впоследствии та же кантата была издана с текстом Рохлица под названием «Хвала гармонии». Концерт 29 ноября прошел блестяще и был повторен 2 декабря.

Кроме кантаты, Бетховену пришлось еще сочинить музыку балетного свойства для карусели, т. е. для различных танцевальных фигур, исполненных 23 ноября наездниками верхом на лошадях, в средневековых рыцарских одеяниях. Ноты этого балета по настоящее время не найдены, но о существовании их видно из записки автора к эрцгерцогу Рудольфу, видимо, одарившему, подобно многим другим коронованным особам, нашего композитора, составившего в эту зиму свой небольшой и, вместе с тем, неприкосновенный капиталец.

Видно, в. имп. высочество желаете видеть, как держится моя музыка верхом на лошади. Пусть будет по-вашему. Посмотрим, как всадники от этого полетят кубарем. Ха! Ха! Как не смеяться, когда ваше имп. высочество вспоминаете обо мне даже в подобном случае. За это буду во всю жизнь покорнейшим слугою.

Людвиг ван Бетховен.

Р. S. Требуемая лошадиная музыка прибудет к вашему императорскому высочеству самым быстрым галопом.

Ваше императорское высочество!

Глубоко благодарен за подарок. Сожалею, что вы не могли быть в концерте. Имею честь прислать вам при сем партитуру кантаты. Ваше императорское высочество можете оставить ее у себя несколько дней, а затем я дам ее переписать для вас, как можно скорее. Я все еще не пришел в себя от хлопот, неприятностей, радости и наслаждения, охвативших меня сразу; через несколько дней явлюсь к услугам в. и. в., надеюсь вскоре иметь добрые вести о состоянии здоровья в. и. в.; охотно посвятил бы многие ночи, если бы мог помочь вам.

Вашего императорского высочества вернейший и покорнейший слуга Людвиг ван Бетховен.

Ваше императорское высочество!

Ту записку я хотел вам вручить лично, но опасался помешать вам своим присутствием, и потому беру на себя смелость вновь просить в. и. в., относительно изложенной там просьбы. Был бы тоже очень благодарен, если бы в. и. в. прислали мне обратно рукопись моей последней сонаты, так как я принужден издать ее; поэтому нет нужды переписывать ее для вас, так как вскоре буду иметь удовольствие доставить вам ее в печатном виде. Через несколько дней справлюсь. Шлю вам лучшие пожелания драгоценного здоровья в эти радостные дни.

Вашего императорского высочества покорнейший и преданнейший Людвиг ван Бетховен.