Врата трех миров - Ян Ирвин

— Ты не можешь. И даже если бы мог, она вряд ли захотела бы… возобновить ваши отношения.

— Я это знаю! — сверкнул глазами Иггур. — Но мне трудно смириться с тем, что она находится на Аркане, в западне. Если бы только знать, что с ней все в порядке.

Последовало долгое молчание.

— С ней все в порядке! — тихо произнесла Карана. Иггур уставился на нее, но она сидела и тихо улыбалась.

Лиан, которому были хорошо известны ее шаловливые выходки, сказал:

— Не мучай его, Карана. Скажи ему, если что-нибудь знаешь.

— Магрета никогда не могла прервать наш контакт, если я этого не позволяла, — объяснила она. — И он все еще тут — маленький теплый узелок в моем сознании. Я не могу использовать его и связаться с ней, но я знаю, что она еще жива.

— Почему же ты не говорила мне об этом раньше? — набросился на нее Иггур.

— Я была поглощена другими заботами, — ответила Карана с милой улыбкой. — Например, своими налогами.

— О, да пошли ты к черту свои налоги!

— Мне бы хотелось, чтобы их послал туда ты.

— Очень хорошо! Дай мне скорее перо и бумагу, пока я не передумал.

Лиан быстро принес все необходимое. Иггур что-то нацарапал на бумаге, подписал каждый лист и на каждом поставил печать, а Шанд и Лиан расписались в качестве свидетелей.

Иггур прочел написанное вслух:

— «Предъявитель сего, Карана Элинора Мелузельда Ферн, настоящим освобождается от налогов, пошлин, податей, дани на период в десять лет, считая с указанной даты, в признание ее заслуг перед государством». Этого довольно? — Он передал документы Каране.

— Более чем, — ответила она. — Давайте за это выпьем.

Но когда они уже вовсю пировали, Иггур снова поднял волновавшую его тему:

— Если бы только не была уничтожена флейта, мы могли бы открыть Путь и найти ее с твоей помощью. Я полагаю…

— Нет, Иггур, — мягко возразил Шанд. Сам он уже отказался от этой надежды и не мог вынести, чтобы она вновь ожила. — Нет абсолютно никаких шансов. — И в комнате опять воцарилась тишина.

В ту ночь Карана и Лиан сидели у камина, после того как все остальные пошли спать. Карана сделала глубокий вдох.

— Лиан… — начала она.

— Знаешь, — перебил ее Лиан, возвращаясь к теме, которая так часто его беспокоила, — когда-то я думал, что мне известно все обо всем на свете, — ведь все было так ясно, когда я был молод.

— Ты еще молод — тебе всего тридцать.

— А ощущаю я себя, словно стал лет на двадцать старше после того, как встретил тебя. О, я хотел сказать — после того, как стал летописцем. Ты представить себе не можешь, как это меня изменило! Почти сразу же я превратился из нищего, гонимого мальчишки в человека, на которого люди смотрят с почтением. Это изменило всю мою жизнь! У меня появилось свое место в жизни, меня уважали. А теперь, если я пойду в какой-либо колледж, то буду чувствовать себя так, словно вторгся в чужие владения. Все в прошлом.

Карана ощутила ненависть к Вистану.

— Ты сглупил, но ты не заслуживаешь того, что сделал с тобой Вистан. Ты стал жертвой злобного старика, который ненавидит дзаинян.

— Я спровоцировал Мендарка, он сжег библиотеку, и в результате этого пожара погибло много узников.

— Нет, ты ошибаешься! Ты подтолкнул его, да, но это он принял решение.

— Я несу ответственность за смерть Рулька. Я никогда себе этого не прощу.

— И это не твоя вина! Ты пытался спасти мне жизнь. Это Тензор убил Рулька, а не ты.

— О, как я наслаждался своей властью над Тензором! Я заслужил того, чтобы меня лишили звания мастера.

— Если бы наказали всех, кто упивается своей властью над кем-либо, очень немногим на Сантенаре удалось бы избежать кары. Ходили даже анекдоты о мастерах, неразборчивых в средствах.

— Да, верно, — вспомнил Лиан. — Я сам их рассказывал. Был Джиссини Ренегат, Релч Плагиатор, Мара Мошенница — ну и лгунья она была! Никого из них никогда не наказывали.

— Включая Вистана, который втравил тебя в эту историю с Зеркалом, чтобы избавиться от тебя. Омерзительный старый лицемер! Он заполучил для своей Школы твое Великое Сказание, прежде чем вышвырнуть тебя вон.

Лиан был доволен, что его так яростно защищают, хотя и не вполне успокоился.

— Но я наделал столько глупостей! Я так хочу, чтобы мне вернули звание мастера, — больше всего на свете!

Карана взяла его за руку:

— Я уверена, что вернут. А теперь, Лиан…

— А я не уверен! — отрезал он.

Карана поерзала в кресле. Ей нужно было сказать Лиану нечто важное, но она с трудом подыскивала слова. Да еще он сбивал ее своей болтовней.

— Лиан…

— Как ужасен этот мир! — продолжал он сетовать. — Только вспомни последние два года. Вспомни Предания! Жизнь — это лотерея. И выживает вовсе не сильнейший — иначе все мы ишачили бы на каронов до конца времен. Выживает тот, кому больше всех повезло. И одна песчинка может перевесить.

— Предполагается, что это должно меня утешить? — резко спросила Карана. — А насчет нашего общего будущего? И насчет будущего наших детей?

— Детей? — повторил он мечтательно. — У троекровниц не может быть детей.

Однако что-то в ее тоне насторожило Лиана, и он взглянул на Карану. Ее красивые глаза цвета малахита сияли, щеки были мокрыми от слез. Она протянула Лиану руку, и он прижал Карану к себе.

— То ли это мои травмы, то ли хракс, а скорее всего — дар Рулька, но что-то изменилось. Я беременна!

Оплакиваю тот прискорбный миг,

Когда — о ужас! — мы низверглись вниз

И рай утратили…

Мильтон. Потерянный рай

Магрета утратила волю к жизни. Неделями она лежала в глубокой депрессии, не в силах вымолвить ни слова. Потом как-то утром у нее сами собой пробудились чувства, и она открыла глаза. Ее бабушка сидела у постели, созерцая маленькое красное солнце Аркана, повисшее над горными пиками, такими же зазубренными и непривлекательными, как отбитое горлышко черной стеклянной бутылки. Огромная оранжевая луна опустилась в небе так низко, что Магрета почти физически ощущала ее вес. Девушку опустошила потеря Рулька. Потом летаргия уступила место приступу ярости и иррациональному стремлению отомстить за его смерть. Но она была бессильна что-либо предпринять. Врата больше не открывались.

— Магрета! — Ялкара оказалась возле нее.

Магрета открыла рот, но издала лишь какой-то писк. Она почти разучилась говорить.

— Я так тоскую по Рульку, — с трудом прошептала она.