Обман - Элизабет Джордж

— Когда я вижу на ком-нибудь татуировку, я никогда этого не забываю, потому что даже от взгляда на тату у меня подгибаются колени. Иглофобия, — добавил он. — Если меня когда-нибудь попросят сдать кровь, я сразу помру.

— Понятно, — кивнув головой, произнесла Барбара.

— И чего только люди не вытворяют ради моды… — Он пожал плечами и вдруг поднял вверх указательный палец, словно фраза, которую он произнес, напомнила ему что-то. — Постойте, сержант, — оживился он. — У этого парня в губе было кольцо. Ну конечно, кольцо. Сержант, совершенно точно! На нем были еще и сережки. И не по одной, обратите внимание, по крайней мере — по четыре в каждом ухе.

Ну вот, наконец-то, она нашла то, что искала. Кольцо в губе подтверждало показания Тревора. Хоть что-то достоверное выплыло наконец на поверхность: Кураши точно был голубым.

Она поблагодарила Кертиса за помощь и пошла к машине. Остановившись в тени густого запыленного граба, она вынула из рюкзака пачку сигарет.

Барбара курила и размышляла о том, что дает следствию подтверждение показаний Тревора.

Ажар говорил, что гомосексуальность считается у мусульман смертным грехом, за который грешника могут навечно изгнать из семьи. А поэтому столь серьезное отклонение следовало держать в глубокой тайне. Но если кто-то раскрыл эту тайну, была ли она достаточным основанием — в религиозном и общечеловеческом смысле — для того, чтобы из-за этого Кураши лишили жизни? Конечно, семья Маликов сочла бы оскорблением попытку Кураши использовать новое родство как ширму для своей тайной жизни. Но ведь местью еще более жесткой, чем смерть, было бы раскрыть эту тайну его семье, и пусть они поступают с ним как знают?

Ну а если гомосексуальность была причиной того, что случилось с ним на Незе, то какую роль сыграл в этом Кумар? Или телефонные звонки в Германию и Пакистан? Или дискуссии с муллой и муфтием? Или этот адрес в Гамбурге? Или бумаги, найденные в банковском сейфе?

Ломая голову над этими вопросами, Барбара в последний раз затянулась и пошла к машине. Она совсем забыла о визите Руди в промышленную зону, а ведь пока она недалеко от нее, было бы разумно хотя бы осмотреть объект вблизи.

Меньше чем через пять минут она была там. Перед тем как подъехать ко входу в обширный складской комплекс, она убедилась, что Руди поблизости нет.

Все складские ангары были собраны из рифленых металлических панелей двух цветов: нижняя половина — из зеленых, верхняя — из серебристых, и к каждому ангару было пристроено небольшое помещение — офис из пепельно-серого кирпича. На всем участке не росло ни единого деревца, а потому не было и намека на тень, раскаленные на солнце стены ангаров создавали внутри эффект доменной печи. Несмотря на это, стоящий в конце площадки склад, куда проскользнул Руди, был закрыт: его огромные ворота и окна казались наглухо запечатанными. Это отличало его от других — во всех остальных все было нараспашку в надежде уловить хоть какой-то ветерок.

Невдалеке от помещения, в которое наведывался Руди, Барбара нашла подходящий пятачок для своей «мини». Она оставила машину в нескольких ярдах от ряда красно-белых контейнеров для мусора, стоящих среди поникших от жары кустиков. Она обтерла мокрый лоб тыльной стороной ладони, в очередной раз выругала себя за то, что не додумалась взять из отеля бутылку воды, сетуя на свою глупость, выкурила сигарету, от чего жажда стала совсем уж нестерпимой, и распахнула дверцу машины.

Промышленную зону прорезали два проезда, расположенные перпендикулярно друг другу. По обеим сторонам проездов стояли складские помещения; их близость к Паркестонскому порту делала их идеальным местом для хранения как прибывающих в страну товаров, так и товаров, вывозимых из нее. Выгоревшие на солнце указатели сообщали о том, что хранится на складах: электронная аппаратура, бытовая техника, фарфор и хрусталь, хозяйственные товары, офисная техника.

Указатель на ангаре, интересовавшем Барбару, не бросался в глаза и не спешил оповещать о том, что хранилось внутри. Барбаре пришлось прошагать по жаре не менее десяти ярдов до офиса, прежде чем она заметила маленький листок белой бумаги на двери и смогла прочесть «Истерн импортс» и ниже «Мебель, предметы интерьера».

Так-так, подумала Барбара и мысленно сняла шляпу перед инспектором Линли. Она как будто слышала его похвальные слова в свой адрес: «Вы умница, сержант Хейверс». Она в конце концов подтвердила его постулат о том, что при расследовании убийства ни один факт нельзя считать совпадением. Либо Руди слинял из офиса компании «Поездки по всему свету» потому, что внезапно почувствовал необоримое желание улучшить интерьер своей квартиры, или он знал больше, чем был готов сообщить. Ну что ж, придется выяснить.

Дверь в офис была закрыта, и Барбаре пришлось постучать. Никто не отозвался, и она попыталась разглядеть, что там, внутри, через запыленное окно. Увидела стол, на котором были разложены хлеб в упаковке, сыр, яблоко, нарезка ветчины — кто-то собирался пообедать.

У нее мелькнула мысль, что туда можно попасть только по условленному стуку. Но через секунду Барбара услышала резкий скрежещущий звук и увидела, как распахнулась дверь, ведущая из офиса в склад. Худой, как скелет, человек в очках вошел в комнату, закрыл за собой дверь, а затем подергал ее, чтобы убедиться, что она действительно заперта. Он был не менее шести футов ростом, но очень сутулился и поэтому не казался высоким.

Поправляя пальцем очки на переносице, он приближался к складским воротам.

— Я очень извиняюсь, — любезно произнес он, распахивая перед ней дверь. — Кохда я на заднем помещении, я обычно закрываю вход.

«Кохда я на заднем помещении», — мысленно повторила Барбара. Еще один немец. По одежде его нельзя было принять за бизнесмена. На нем были хлопчатобумажные брюки и белая футболка, на ногах — кроссовки на босу ногу. Загорелое лицо покрывала щетина, светло-каштановая, как и волосы.

— Детектив Скотленд-Ярда, — объявила Барбара и показала удостоверение.

Глядя на него, он нахмурился. Но когда поднял глаза, выражение его лица представляло собой смесь простодушия и озабоченности. Он ничего не спросил и ничего не сказал. Он просто ждал, что скажет она, и воспользовался моментом для того, чтобы скатать в трубочку ломтик ветчины и откусить от него, держа в пальцах, словно сигару.

По своему опыту Барбара знала, что большинство людей не способны и пальцем шевельнуть, если в их разговоре с полицией возникает пауза. Но этот немец был из тех, кого молчание не смущало.

Барбара в третий раз за день извлекла фотографии Хайтама Кураши и Фахда Кумара. Немец отправил в рот следующий кусок ветчины и, не сводя глаз с фотографий, нашарил на столе кусок сыра.

— Этого я видел, — произнес он, указывая на фото Кураши. — Этого не видел. Его — нет.

«Нет» он произнес как «нэт». Его произношение было похуже, чем у Руди.

— И где же вы видели его? — поинтересовалась Барбара.

Немец накрыл ломоть ржаного хлеба куском сыра.