Жизнь - Кит Ричардс
Шрифт:
Интервал:
В любом бэнде постоянно учишься играть вместе. Всегда чувствуешь, что получается все сыгранней, все круче и круче. Это как дружная семья. Если один человек выбывает, это личная потеря. Когда Билл Уаймен ушел от нас в 1991-м, я сильно бесился. Хотелось врезать ему как следует. Не слишком красивая вышла история. Он сказал, что ему больше не нравится летать. Он стал добираться до каждого концерта на колесах, потому что у него вдруг развился страх перелетов. Какое это оправдание – да кончай, хватит нам мозги компостировать! Я ему не верил. Я перелетал с этим парнем в самых раздолбанных корытах на свете, и он ни разу глазом не моргнул. Но кто знает, наверное, этим можно заразиться постепенно. Или, не знаю, он сделал компьютерный анализ. Билл в такие штуки здорово въезжал, компьютером обзавелся одним из первых. Видимо, сказывался его педантичный характер, любовь к учету. Он, вероятно, что-то там высчитал на компьютере, например, какие у тебя шансы разбиться после стольких миль в воздухе. Я не понимаю, чего он переживает насчет смерти. Вопрос же не в том, чтоб от нее убежать. Вопрос в том, где и как!
И что же он сделал после этого? Освободив себя от рамок общества благодаря везению и таланту, поймав шанс, один из десяти миллионов, он взял и вернулся туда же, занялся розничной торговлей, вложил все свои силы в то, чтобы открыть паб. Зачем было бросать самую, блин, крутую в мире группу, чтобы открывать заведение, где подают рыбу с картошкой, и еще назвать его Sticky Fingers? Название наше зачем-то взял. Вроде как дела у него там процветают.
Не то что у Ронни с его таким же малопонятным экспериментом в сфере обслуживания – с этими вечными головняками по поводу того, чтобы люди не прикарманивали себе выручку. У Джозефины была мечта организовать спа. Они его открыли на пару, дело оказалось провальным и скоро прогорело, оставив их разбираться с процедурой банкротства.
Мы не стали никого оповещать, что Билл ушел, до самого 1993-го, когда подыскали ему замену – долго подыскивали и, слава богу, нашли человека, который оказался совершенно на одной волне с нами. В конечном счете особо далеко ходить не пришлось. Дэррил Джонс очень близко связан с Winos – большой друг Чарли Дейтона и Стива Джордана. То есть он вращался где-то неподалеку. Дэррил, если хотите мое мнение, – это огромный музыкант, великолепный, на все руки мастер. Естественно, то, что Дэррил пять лет проработал с Майлзом Дэвисом, было очень в тему для Чарли Уоттса, который выучился на примере джазовых ударников. И Дэррил влился в коллектив почти мгновенно. Мне в кайф с ним играть – он меня всегда провоцирует. Мы здорово веселимся на сцене. Ага, вот ты куда гнешь? Ну ладно, а я еще больше загну. Мы знаем, что у Чарли все схвачено, поэтому давай поваляем дурака, покидаемся! И Дэррил не подводил меня ни разу.
* * *
Несмотря на расформирование, X-Pensive Winos успели наследить в поп-культуре своими лихими наигрышами – например, засветились на саундтреке “Клана Сопрано” с песней Make No Mistake, которая там вместе со роллинговской Thru and Thru. Мы были готовы вернуться в строй и съехались в Нью-Йорке чтобы все тщательно обставить. Отряд на этот раз был более потрепанный, не те музыканты-новобранцы, которых впервые призвали за пять лет до того. На место вина в качестве любимого напитка коллектива уже давно заступил Jack Daniel’s. Еще когда мы уезжали в Канаду записывать первый альбом, мы забурились куда-то в глушь и оприходовали весь Jack Daniel’s в радиусе пяти миль! До единой бутылки, причем к концу первой недели. Мы вычистили все местные магазины – пришлось послать гонца в Монреаль, чтобы закупиться дополнительно. И, когда теперь мы собрались для второго действия, Jack снова полился рекой, и также всякое другое, и все немного пошло вразнос и стало занимать как-то слишком много времени. Настолько, что лично я, Кит Ричардс, наложил запрет на употребление Jack Daniel’s во время записи. Это был мой официальный момент переключения с виски на водку, и запрет действительно поправил ситуацию. Два, если не три члена группы после этого бросили пить и с тех пор не брали капли в рот.
Еще до того, как я урезал алкогольный паек, нам довелось пережить внезапный приступ негодования со стороны Дорис, которая увидела через стекло аппаратной, как мы, по ее мнению, отлыниваем от работы, и взорвалась. Она тогда приехала погостить ко мне в Нью-Йорк и заглянула в студию. Ее встречал Дон Смит. Дон умер, пока я писал эту книгу, и мы все о нем сильно скорбим. Вот как он описал визит Дорис.
Дон Смит: Кит с мужиками собрались за стеклом в студии для записи бэк-вокала, но вместо этого они просто стоят и чешут языками минут двадцать. И Дорис меня спрашивает, чем это они там заняты, а после этого говорит, чтоб я ей показал, как с ними говорить. Я ей показал переговорную кнопку, а она вдавила ее и как заорет: “А ну кончайте там валять дурака и давайте за работу… Студия, между прочим, денег стоит, а вы там стоите, болтаете ни о чем, да и вообще здесь никто ни черта не разберет, что вы там бубните, так что марш работать. Я сюда аж из Англии на самолете притащилась, не могу я тут сидеть всю ночь и слушать вашу болтовню”. Вообще-то это было гораздо дольше и сильно крепче. Она их даже напугала на секунду, а потом они заржали, но работать начали сразу же.
В общем, благодаря Дорис мы снова приступили к ударному труду. И режим у нас установился не щадящий ни капельки. Пусть Уодди про него расскажет.
Уодди Уоктел: По первой мы начинали в семь вечера и отрабатывали как минимум по двенадцать часов. Потом постепенно народ начал толкать идеи: а давайте собираться в восемь, нет, давайте в девять, нет, давайте в одиннадцать. И не успели мы опомниться – клянусь, тем все и кончилось, – и мы уже приходим на работу в час ночи, а то вообще в три. И однажды мы едем в машине утречком, а Кит сидит с выпивкой в руках и в темных очках, солнце уже вовсю сияет, и он такой говорит: эй, а ну-ка стойте! Сколько сейчас времени? Мы говорим: восемь утра. А он говорит: поворачивай обратно! Чтоб я приезжал на работу в восемь утра? У него время прокрутилось на целый день вперед. Зависали мы там неделями, все никак не могли добить пластинку. Это происходило в Нью-Йорке летом, но солнца я пока не видел ни разу. Когда расходились рано утром, было еще серенько. Я добредал до номера, засыпал на весь день, вставал вечером и возвращался в студию. Чтобы вы имели представление, как долго все это тянулось: я тогда курил пачками, у меня была биковская зажигалка, мини. Джейн Роуз сказала, у нас на запись по плану полтора месяца. И я тогда сказал Киту: “Знаешь, – и в это время как раз прикуриваю сигарету, – эти зажигалки – их как раз хватает на полтора месяца. Так что, когда эта розовая фиговина кончится, мы как раз должны будем сворачиваться”. Он сказал: “Ладно, старик, будем следить за твоей зажигалкой”. Потом проходит полтора месяца. Я покупаю еще одну розовую зажигалку, но никому ничего не говорю. Мы на этот момент отмотали уже почти два месяца. И каждый раз, когда Кит вытаскивал сигарету, я специально давал ему прикурить от розовой зажигалки. И он поглядывал на нее с таким выражением: ну, значит, время еще есть. Три зажигалки спустя приезжает к нам в Нью-Йорк в гости моя жена Энни. Я говорю: родная, у меня для тебя задание. Будешь ходить по магазинам – скупай все розовые биковские мини-зажигалки, какие только встретишь. Потому что сейчас начнется фаза сведения. Время прошло, мы сводим последнюю песню, Demon, которая получается прямо как надо. И последние три или четыре дня я хожу со складом розовых зажигалок – напихал себе в карман по крайней мере дюжину. Наконец мы доделали Demon, и Кит заходит в комнату, такой весь довольный, и говорит: а-а-а, теперь покурим. А я говорю: позволь угощу тебя огоньком – и сую руку в карман и достаю все эти зажигалки. А Кит мне: “Ах ты, сучий потрох! Вот чувствовал же, что что-то не то”.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!