Империй. Люструм. Диктатор - Роберт Харрис

из-за нас свой сон. — Он повернулся к ней спиной и обратился к Цицерону: — Мы можем где-нибудь поговорить наедине?

— Боюсь, мои друзья станут беспокоиться, если я их оставлю.

— Ты что, боишься, что мы наемные убийцы?

— Нет, но ты водишь дружбу с ними.

— Уже нет, — улыбнулся Красс и похлопал по футляру со свитками. — Именно поэтому мы к тебе и пришли.

Цицерон колебался.

— Хорошо, поговорим наедине. — (Теренция стала возражать.) — Не волнуйся понапрасну, дорогая. Мои телохранители постоят за дверью, а сильные руки Тирона будут мне надежной защитой. — Это была шутка.

Он велел принести еще стульев в комнату для занятий, и шестеро человек с трудом втиснулись в это небольшое помещение. Я видел, что Цицерон беспокоен. В Крассе было что-то, делавшее моего хозяина беспокойным в его присутствии. Однако держался он достаточно вежливо. Цицерон спросил, не хотят ли его посетители чего-нибудь выпить, но те отказались.

— Очень хорошо, — сказал консул. — Чем трезвее, тем лучше. Итак, я тебя слушаю.

— В Этрурии неспокойно, — начал Красс.

— Я читаю отчеты. Но ты сам видел: когда я хотел это обсудить, сенат не обратил на меня внимания.

— Ну что же, им придется проснуться, и побыстрее.

— Странно, что ты говоришь подобные вещи!

— Это потому, что мне стали известны некоторые обстоятельства. Расскажи ему, Аррий.

— Так вот, — начал Аррий, чьи глаза бегали туда-сюда. Умный человек, неплохой солдат, низкорожденный, он был во всех отношениях ставленником Красса. Над ним часто смеялись за его спиной из-за глупого обыкновения добавлять к некоторым гласным букву «г». Может быть, он считал, что говорит как образованный человек. — До вчерашнего дня я был в Гэтрурии. Там везде бродят вооруженные шайки. Как я понял, гони собираются напасть на Рим.

— А как ты об этом узнал?

— С некоторыми из их начальников я раньше служил. Гони попытались завербовать меня. Я сказал, что подумаю, — просто для того, чтобы собрать побольше сведений, как ты догадываешься.

— И сколько же там бойцов?

— Тысяч пять — десять.

— Так много?

— Ну, если не прямо сейчас, то скоро будет.

— Они вооружены?

— Некоторые, но не все. Хотя у них есть замысел.

— И какой же?

— Застать врасплох гарнизон в Пренесте, захватить город, укрепить его и сосредоточить в нем свои силы.

— Пренесте, можно сказать, неприступен, — вставил Красс, — и находится всего в одном переходе от Рима.

— Манлий разослал своих сторонников по всей Гиталии, чтобы сеять возмущение.

— О боги! — произнес Цицерон, оглядывая их. — Сколько всего вы знаете!

— Консул, у нас с тобой были разногласия, — холодно сказал Красс. — Но я добропорядочный гражданин и останусь таковым до конца. Я не желаю гражданской войны. Именно поэтому мы здесь. — Он достал пачку писем из своего футляра. — Все эти письма были доставлены ко мне домой сегодня вечером. Одно из них предназначено для меня, два других — для моих друзей, Марцелла и молодого Сципиона, которые как раз обедали у меня. Остальные письма — для других членов сената. Как видишь, печати на них не сломаны. Вот они. Я хочу, чтобы между нами не было тайн. Прочитай мое письмо.

Цицерон подозрительно посмотрел на него, быстро пробежал глазами письмо и передал его мне. Оно было очень коротким: «Время разговоров прошло. Наступило время действий. Замысел Катилины созрел. Он предупреждает тебя, что в Риме прольются реки крови. Тайно уезжай из города… Когда можно будет вернуться, с тобой свяжутся». Письмо было без подписи, а почерк — тщательным, но безликим; это мог написать и ребенок.

— Теперь ты понимаешь, почему я решил сразу же прийти к тебе? — спросил Красс. — Я всегда поддерживал Катилину. Но в этом мы участвовать не хотим.

Цицерон обхватил подбородок рукой и некоторое время молчал, глядя то на Марцелла, то на Сципиона.

— Ну а ваши письма? Они такого же содержания? — (Оба молодых сенатора кивнули.) — И тоже не подписаны? — (Новый кивок.) — И вы не представляете, кто мог их послать?

Они покачали головами. Два высокомерных римских сенатора выглядели покорными как овечки.

— Имя отправителя остается загадкой, — объяснил Красс. — Мой привратник принес послания как раз тогда, когда мы закончили обедать. Он не видел, кто их доставил. Письма просто лежали на пороге. А гонец сбежал. Разумеется, Марцелл и Сципион прочитали свои письма одновременно со мной.

— Разумеется. А могу я посмотреть на другие письма?

Красс стал по одному передавать Цицерону невскрытые письма. Консул внимательно изучал имена и показывал их мне. Я запомнил Клавдия, Эмилия, Валерия и других, включая Гибриду. Восемь или девять человек, все патриции.

— Странные заговорщики — обращаются к человеку, который утверждает, что не имеет к ним никакого отношения, и пытаются сделать его своим посыльным.

— Не могу сказать, что у меня есть объяснение.

— А может быть, это розыгрыш?

— Возможно. Но когда вспоминаешь о том, что происходит в Этрурии и насколько Манлий близок к Катилине… Нет, консул, думаю, к этому надо отнестись со всей серьезностью. Боюсь, что Катилина все-таки представляет угрозу для республики.

— Он представляет угрозу для всех нас.

— Если я могу чем-нибудь помочь, только скажи, что я должен сделать.

— Для начала отдай мне все эти письма.

Красс переглянулся со своими компаньонами, а потом засунул все письма в футляр и передал его Цицерону.

— Полагаю, ты покажешь их в сенате?

— Думаю, я просто обязан это сделать, разве нет? И еще мне нужен Аррий — пусть он расскажет все, что видел в Этрурии. Ты сможешь это сделать, Аррий?

Тот посмотрел на Красса. Красс слегка кивнул.

— Конечно, — подтвердил Аррий.

— Ты будешь требовать у сената разрешения послать войско? — спросил Красс.

— Я обязан защитить Рим.

— Хочу просто заметить, что, если тебе понадобится военачальник, далеко ходить не надо. Если помнишь, это я подавил восстание Спартака. С Манлием у меня тоже не возникнет трудностей.

Как позже заметил Цицерон, наглость этого человека не имела границ. Сначала он помогал поднять восстание, поддерживая Катилину, а теперь хотел получить свою долю похвал за подавление этого восстания. Цицерон дал Крассу ни к чему не обязывающий ответ: мол, уже очень поздно, чтобы набирать войско и назначать начальников, и он хочет выспаться, чтобы заняться всем этим на свежую голову.

— Но когда ты сделаешь свое сообщение, ты обратишь внимание собравшихся на мою любовь к отечеству? — не унимался Красс.

— В этом ты можешь быть твердо уверен, — ответил Цицерон, выпроваживая его из комнаты для занятий в атриум, где их ожидала охрана.

— Если я еще что-то могу…

— Вообще-то, есть одно дело, в котором мне может понадобиться твоя помощь, — ответил Цицерон, который никогда не упускал возможности