Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала - Владимир Чиков

— Вот видишь, как Ватикан жалобно, словно чувствуя, что это навсегда, прощается с нами. Говорят, это хорошая примета.

— А может быть, наоборот, — грустно улыбнулась Луиза, — колокола призывают нас или предостерегают не покидать этот Вечный город. — И она еще раз перекрестилась.

— А я думаю, что этого уже не случится никогда, — заметил Иосиф и тоже перекрестился. — Возврата в Рим уже не может быть…

* * *

Вечером, попрощавшись со служанкой и оставив ей ключи от посольского особняка и своих апартаментов, Мари и Анри Шарет с дочкой Романеллой выехали из Италии в Швейцарию по ранее разработанному московским разведцентром маршруту.

В Москве, вблизи от метро «Сокол», на Песчаной улице, им сразу же выделили двухкомнатную квартиру и при этом строго-настрого предупредили, чтобы они не раскрывали перед соседями свою разведывательную работу за границей, а Луиза из-за незнания русского языка выдавала себя за испанскую эмигрантку. Григулевичу велено было вернуться к своему настоящему имени, отчеству и фамилии, для этого и для прописки на Песчаной улице ему возвратили советский молоткастый паспорт.

После двадцатилетнего проживания в тринадцати странах мира под совершенно разными именами, фамилиями и кличками, многие из которых он уже не помнил, привыкнуть к своему настоящему имени «Иосиф» он долгое время не мог из-за того, что круг его общения со знакомыми людьми сузился до предела — жена и пять-шесть сотрудников из разведки, с которыми он по долгу службы периодически встречался дома и на Лубянке. Под их контролем и по их рекомендациям он больше месяца писал подробный отчет о разведывательной работе в Италии, Ватикане и Югославии.

Соблюдая требования, предъявляемые в ПГУ КГБ к отчетам о загранкомандировках, Иосиф Ромуальдович вложил в него всю свою душу. Он отразил в нем не только проблемные вопросы международной политики разведуемых стран, но и дал оценку личной работы, агентурной обстановки в Италии и в Ватикане, в частности особое внимание уделил разделу «Выводы и предложения», в котором показал наиболее целесообразные направления дальнейшего использования нелегалов и высказал свои рекомендации по совершенствованию системы их подготовки. Сделал он отчет и по финансовым вопросам, а также подготовил список своих связей в Коста-Рике, Италии, Югославии и Ватикане. Все отчетные документы и приложения к ним составили более двухсот рукописных страниц.

После этого Григулевичу и его супруге дали длительный отпуск. Полтора месяца они отдыхали в Сочи, а еще две недели провели в Литве — на родине Иосифа Ромуальдовича. По возвращении в Москву они занялись оформлением советских документов на дочь. В ее метрическом свидетельстве было изменено место рождения — вместо Рима была указана Москва, а вместо Романеллы ей дали по просьбе отца имя покойной литовской бабушки — Надежда.

Весну и половину лета супруги-нелегалы провели под Москвой, на служебной даче, а потом им надоело это ничегонеделанье, и они начали думать о своей дальнейшей судьбе. При встречах с кураторами из разведки Серафимом Гречищевым и Алексеем Тепляшиным Григулевич всякий раз задавал им один и тот же вопрос: «Как у вас решается моя последующая работа? Мне уже надоело отдыхать…»

— Мы тоже не раз докладывали своему руководству о вашем желании выйти на службу, но нам каждый раз отвечали: «Пусть Иосиф Ромуальдович догуливает свой отпуск до конца», — оправдывался подполковник Гречищев.

— Сколько же можно отдыхать? Я уже полгода бездельничаю, — начинал сердиться Григулевич.

— Но вы же заслужили свой длительный отпуск за пять лет закордонной работы, — пытался успокоить его Серафим Дмитриевич.

Видя, что никто из руководителей ПГУ КГБ не помышляет даже встретиться и поговорить о предстоящей работе, Григулевич в один прекрасный день подготовил конфиденциальное письмо под названием «О возможных перспективах моей работы за кордоном». В нем он обращался к хорошо и давно знавшему его исполняющему обязанности начальника внешней разведки генералу Короткову:

«Дорогой Александр Михайлович!

Не пришла ли пора подумать всерьез о моей будущей работе? Мои соображения таковы:

1. Старая комбинация. К ней возвращаться нельзя, поскольку нам ничего не известно о реакции моего бывшего окружения на наше исчезновение из Италии. Чтобы удостовериться, правильно ли легендировался внезапный отъезд из Рима, а также для изъятия из цюрихского банка адресованных на мое имя — Теодоро Кастро — проверочных писем, которые должны были по заданию Центра отправить открытой почтой лондонская и парижская резидентуры, полагал бы целесообразным командировать для этого кого-нибудь из наших нелегалов в Швейцарию — Францию — Италию.

2. О возможной работе по Ватикану и католической церкви. Я считал и продолжаю считать, что нам надо вести работу в этом направлении, потому что она принесла бы быстрые и существенные результаты. Думаю, что мои знания в данной области могли бы быть полезны для страны. Так почему же мы не используем эти возможности? Ведь это же наш хлеб! При моем участии или без моего участия, но работать в этом направлении надо. Если руководство сочтет, что Григулевича можно еще использовать за кордоном, то я предлагаю направить меня на работу в Азию, в ее юго-восточную часть.

3. Азиатское направление. В настоящее время большое значение приобретает юго-восточный район. В Бангкоке сидит, как вам известно, Донован. Американцы плетут в этом районе день и ночь свои интриги. Я думаю, что нам следовало бы тоже создать в Ханое (Индокитай) базу, в задачу которой входило бы противодействие всеми нашими разведсредствами американским планам в этом районе. Мне кажется, что мы могли бы, пока не поздно, использовать «подвижную» обстановку в Индокитае и через Юг забросить нашу агентуру в Таиланд, Малайзию, Тайвань и Филиппины, то есть в те места, где американцы всего крепче засели. Я лично предпочитал бы осесть в Ханое. Почему? Потому что считаю, что, располагая поддержкой руководства и «тыловыми» средствами, я мог бы построить прочную базу для нашей работы в этом регионе.

Прошу руководство создать условия и дать мне возможность еще раз доказать, что я способен вести большую, серьезную организационно-разведывательную работу. К ней я подготовлен всем своим прошлым опытом. Исходя из этих соображений, просил бы поручить мне разработку католической церкви. Если у руководства будут на этот счет какие-то специальные соображения, то я готов, как всегда, действовать в этом направлении. Следовало бы также подумать, какие есть возможности для того, чтобы мне «выплыть» в Индонезии по паспорту сирийца, египтянина, турка или перса. Учитывая, что Советский Союз участвует в выставке в Индонезии и туда ходят наши пароходы, то можно использовать этот канал для переброски нас с женой и дочерью в эту страну. А как можно легализоваться и получить визы в Индию, Пакистан, Таиланд и Филиппины, это тоже не будет для меня проблемой.

4. О ведомственном положении. Прошу руководство, чтобы мое ведомственное положение было наконец-то со всей ясностью определено. После 18 лет работы в нелегалке я продолжаю оставаться тайным оперработником с большими личными возможностями, но без всяких прав. Такое положение ставит меня в зависимость от «произвола судьбы». При многократных реорганизациях в разведке, а таких было много и по всей вероятности будет еще немало, меня каждый раз вызывали в Центр, чтобы поглядеть на меня и определить, что я за птица. Полагаю, что я еще нужен разведке, и это не лишает меня надежды и перспективы. Но надо как-то поскорее решать этот вопрос и определить, где я должен работать? Вы, Александр Михайлович, приложили немало усилий, чтобы сделать из меня полезного разведчика. Почему бы Вам и не закончить этот труд до конца, почему бы «не дописать картину»? Это последний мой личный вопрос, с которым я к Вам обращаюсь.