Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала - Владимир Чиков

— Хорошо, я позабочусь об этом, — поспешил заверить его «Дон». — Условия связи со мной остаются прежние — только через тайник номер шесть. Это, конечно, в том случае, если Луиза способна будет выйти на тайниковую операцию.

— Понятно.

— Тогда все. Не забудьте забрать из камеры хранения на вокзале Термини подарок для Луизы.

— Не беспокойтесь, не забуду, — без энтузиазма ответил Теодоро и, обидевшись за неприятную и неуважительную концовку разговора, сухо распрощался с «Доном», даже не глядя на него.

* * *

Луиза с интересом выслушала до конца рассказ мужа о его встрече и беседе с римским резидентом «Доном» и неожиданно для Теодоро обрадованно воскликнула:

— Прекрасно! Я давно уже ожидала этого дня, когда нам скажут об окончании секретного и рискованного образа жизни и замене его на свободную и безопасную жизнь. Мечта моя — иметь свою квартиру и никуда больше не уезжать из нее. Мне только одно непонятно, — лицо ее сделалось мрачным, — почему ты сказал, что нас будут выводить в Советский Союз и что мы должны там осесть, бросить якорь? Но почему опять в Россию, а не в Мексику?

Об этом Теодоро даже не думал: он считал естественным, что они должны возвратиться только в Советский Союз и жить только в Москве.

— Помню, когда мы жили в Москве, там даже летом было холодно, не говоря уже о зиме с ее жестокими морозами, — продолжала Луиза, кутая свои худенькие плечи в шерстяной платок. — Однажды я говорила тебе, что мне не хотелось бы ехать в Россию. И говорю тебе сейчас еще раз — нам не надо ехать туда… Неужели не понимаешь, что ты — человек другой, буржуазной закваски? Ты же сам мне рассказывал, что родился и рос в капиталистических странах — Литве, Польше, Франции. Не кажется ли тебе, что теперь ты не сможешь вписаться в советскую социалистическую систему? У советских людей свои жизненные ценности, у них своя культура и своя житейская мораль… Не понимаю, почему бы Центру не перебросить нас в теплую страну, скажем, в ту же Латинскую Америку? — негодовала она.

Зная, что Луизу надо убеждать неоспоримыми фактами, Теодоро нежно поцеловал ее и начал издалека:

— Меня радует, что ты рассуждаешь вроде бы правильно, но не учитываешь и не считаешься с существенными моментами в моей жизни и работе. Во-первых, я был и остаюсь европейцем в полном смысле этого слова. Я знаю Европу изнутри и потому без особого напряжения смогу вписаться в жизнь советских людей. Если уж я без затруднений вживался и легко впитывал в себя национальные культуры, языки и традиции латиноамериканских стран, где меня, ты знаешь, принимали за своего, то я за большую честь сочту вернуться на Родину. В каких бы странах я не жил, я никогда не терял чувства родной мне отеческой земли…

— Но ты же родился на литовской земле? — вставила Луиза, недоумевая.

— Литва и моя малая родина Трокай пятнадцать лет назад вошли в Советский Союз. И потому СССР стал и для меня большой Родиной! Когда мы жили в Москве, неужели ты не почувствовала тепло и отзывчивость советских людей? Таких людей, как в Москве, я не встречал ни в одной стране мира, где мне довелось жить и работать. В Советском Союзе были всегда невероятно теплые и добрые взаимоотношения между людьми. Это, во-первых, — заключил он. — А во-вторых, в Россию мы должны возвращаться еще и потому, что это решение Центра. Это приказ! А приказы мы обязаны выполнять, иначе нам удачи не видать.

Луиза в отчаянии покачала головой.

— Но там же сейчас «железный занавес»! Как мы будем жить там?! — запаниковала она.

Теодоро радостно засмеялся.

— Так это же очень хорошо! — воскликнул он. — За «железным занавесом» мы будем жить в полной безопасности. А вот на твоей родине и в любой другой латиноамериканской стране, куда ты зовешь меня, могут опознать меня многочисленные знакомые по войне в Испании и по коммерческой деятельности. В конце концов, мое возращение в Южную Америку может обернуться арестом, тюрьмой или ссылкой… Ты этого, что ли, хочешь для меня?

Она долго и задумчиво смотрела на него, потом гневно выпалила:

— А ты обо мне подумал, как я буду жить в России, не зная русского языка?

— Не волнуйся, моя любимая женушка, я буду там твоим личным телохронителем, переводчиком и учителем русского языка. Самое главное — мы будем там всегда вместе и будем всегда понимать друг друга без твоих знаний русского языка. Ближе тебя и нашей дочки Романеллы у меня там никого не будет. Я буду гордиться вами в Москве. Обнимать и целовать вас, уходя на работу. И, возвращаясь с нее, опять обнимать и целовать.

Внутреннее раздражение Луизы улеглось, на душе ее установилась обреченная успокоенность. Она поняла, что какие бы еще слова не были сказаны ею, всегда и во всем только любовь и полное взаимопонимание между ними будет определять их дальнейшую судьбу в Советском Союзе.

— Хорошо, Тэд. Хорошо, что ты такой у меня, ни на кого не похожий, — сахарным голосом сказала она. — С тобою я хоть куда поеду! Я понимаю, что мир велик и повсюду в нем живут люди. Так когда мы должны уезжать из Италии?

Обрадованный ее согласием Иосиф, не задумываясь, ответил:

— Как только мне дадут отпуск в «нашем» МИДе. Скорее всего… месяца через два-три. Где-то в октябре или ноябре. Но готовиться к отъезду мы должны тайно каждый день и час. И потому я очень прошу тебя не проговориться об этом нигде и никому. Не вздумай сообщать и своим родственникам о предстоящем нашем отъезде в СССР. И даже там, когда мы будем находиться в Москве, никто не должен знать, откуда мы приехали. Даже за «железным занавесом» лучше держать язык за зубами. Это в наших интересах.

Луиза бесцеремонно махнула рукой.

— Мог бы и не предупреждать об этом. У меня не будет там возможности с кем-либо общаться. Ты же понимаешь, не зная русского языка, я могу изъясниться лишь на английском, испанском или итальянском.

— Виноват, об этом я не подумал.

— В следующий раз думай, о чем и что говоришь…

Шли дни, недели, месяцы. Ранее набранные обороты разведывательной и дипломатической работы Григулевича стали постепенно снижаться: все мысли и дела его были теперь связаны с уходом за родившейся дочерью и оказанием помощи в домашних делах ослабленной и больной после родов Луизе. «Только бы продержаться до сообщения Центра о возможности исчезновения из Италии… Только бы не потерять до этого выдержку, волю, настроение и чувство опасности… Только бы не ухудшилось здоровье Луизы… Только бы не заподозрили нас и не раскрыли наши намерения…» — эти и многие другие «только бы» держали разведчика-нелегала в постоянном нервном напряжении.

Через коллег по дипломатическому корпусу и свои связи в правительственных кругах Италии Иосиф продолжал получать ценную политическую информацию и направлять ее в Москву.

Получив из Сан-Хосе подтверждение нового министра иностранных дел Коста-Рики Марио Эскивеля о предоставлении трехмесячного отпуска за два года работы, Григулевич немедленно доложил об этом в Центр шифровкой: