Военная история Римской империи от Марка Аврелия до Марка Макрина, 161–218 гг. - Николай Анатольевич Савин

африканцы, были резкими противниками иудеев и христиан, и поэтому нет ничего удивительного, что в обстоятельствах большой войны Гета инициировал преследование последних, однако он прекратил его, когда понял, что убийства только увеличили число обращенных, что явилось результатом возникновения культа мученичества.

Впрочем, по другой версии, все эти гонения и мученичества относятся ко временам Диоклетиана, когда в Британии было казнено 17 тысяч христиан.

Консулами-ординариями 210 года стали Маний Ацилий Фаустин и Авл Три-арий Руфин.

Первый был сыном Мания Ацилия Глабриона, консула-суффекта примерно 173 года и консула-ординария 186 года, то есть, примерного ровесника Септимия и, нверняка, его сторонника. Напомним, что после убийства Коммода 31 декабря 192 года на заседании сената Пертинакс предлагал провозгласить именно Глабриона новым императором, однако последний отказался принять на себя властные полномочия, в результате чего государем стал сам Пертинакс.

Авл Триарий Руфин, скорее всего, был сыном консула 185 года Триария Матерна Ласцивия, известного нам тем, что 3 января 193 года преторианцы хотели привести Ласцивия в свой лагерь, чтобы провозгласить императором, но «он неодетый убежал, явился к Пертинаксу в Палатинский дворец и затем скрылся из Рима» [Юлий Капитолин. Пертинакс. VI. 4–5.]. Больше о нём ничего неизвестно. Однако, мы опять видим уважаемого человека без императорских амбиций.

Но это отцы консулов. О самих же консулах 210 года, к сожалению, ничего не известно.

Префектом Рима все эти годы (203–211 гг.) оставался Луций Фабий Цилон Септимин, надёжный друг императора.

Несмотря на подагру и слабое здоровье, Север не стал отдыхать после возвращения в Эбуракум. Спартиан (22.4–5) сообщает, что по прибытии он проинспектировал стену Адриана; Когда он осматривал стену в Лугуваллуме (Карлайл), он встретил эфиопа, принадлежавшего к numerus, которая была размещена для охраны участка стены. Эфиоп крикнул императору: «Ты был всем, ты победил всех, теперь победитель станет богом». Эти слова и его черный цвет кожи были сочтены дурным предзнаменованием.

И правда. Несмотря на успех кампании 209 года, война на севере не прекратилась. Уже зимой 210 года восстали меаты. Вероятной причиной этого было то, что условия мира были суровыми, и когда римская армия ушла, туземцы снова почувствовали себя достаточно сильными, чтобы восстать. Бирли (стр.186) отмечает большую вероятность того, что центр племени меатов находился в непосредственной близости от крепости Карпов, потому что более поздняя пиктская столица Абернати находилась всего в миле или около того.

Кампания 210 года в варианте единой армии

Но и Септимий был готов к этому, почему и не уходил из Британии. Весь многолетний опыт Рима говорил, что такие восстания и войны требуют нескольких хороших трёпок, чтобы варвары поняли бесперспективность сопротивления.

Из-за усиливавшейся болезни Септимий не смог лично возглавить поход 210 года. Тогда он отправил на север старшего сына, сам же с Гетой остался в Эбураке. Перед походом Септимий собрал экспедиционную армию в Эбураке и потребовал от воинов уничтожать всех встреченных варваров, чтобы максимально ослабить враждебные племена.

Каракалла вторгся на земли меатов и начал свой геноцид, результатом которого стало обращение меатов за помощью к каледонцам и новое разрастание масштабов войны.

Характер поставленной Каракалле задачи предполагает, что именно сейчас римская армия приняла решение использовать по крайней мере два или, возможно, три корпуса, чтобы выполнить пожелания императора и шире охватить территорию меатов. Однако на этот раз тактика террора с треском провалилась, поскольку каледонцы пришли на помощь меатам. Когда они стали свидетелями расправы над своими собратьями-бриттами, они, естественно, испугались, что их ждет такая же участь. Также возможно, что, если у римлян тогда оставались гарнизоны в Каледонии, они теперь выступили против меатов с тыла, но очистили Каледонию, что позволило каледонцам сорганизоваться.

Ситуацию ухудшало то, что Каракалла занимался не только продолжением войны с варварами, но и привлечением на свою сторону армии, чтобы в случае смерти цезаря она отступилась от Геты и только его признала настоящим властителем. Это было особенно важно для будущего, потому что он знал, что у его отца слабое здоровье. Исходя из будущих событий, представляется вероятным, что в ходе кампании 210 года Антонину удалось заручиться значительной поддержкой рядовых, младших и средних командиров и даже высшего руководства.

Он также смог консолидировать свою поддержку среди очень значительной части преторианцев и других важных воинских частей. Одним из тех, кто стал ярым сторонником Антонина, был будущий император Максимин Фракиец, который, судя по всему, служил в Aulici /Protectores или в Equites Singulares Augusti, а затем, уже под командованием Каракаллы, в качестве трибуна или префекта конницы и дослужившегося до статуса центуриона (в Leones).

Что наиболее важно, Антонину удалось заручиться поддержкой Лета, старшего префекта претория и фактического военного командира преторианцев, потому что другой префект, Папиниан, был юристом и сторонником Септимия. Примечательно, что ему также, кажется, удалось получить поддержку Оклатиния Адвента. Следовательно, Антонину удалось заручиться поддержкой самых важных людей из телохранителей, гвардейцев и разведчиков.

И опять же поговаривали, что он предпринимал попытки подговорить врачей отца и его прислугу ускорить смерть императора.

Вся эта тяжелая обстановка — болезнь цезаря, интриги, общая подозрительность — сказывалась самым неблагоприятным образом на ходе военной кампании. Каракалла должен был вести свою самостоятельную кампанию осторожно, чтобы большие потери не отпугнули от него воинов. Поэтому вряд ли он пошёл далеко. Антонин, похоже, остановил свою кампанию на границе с Каледонией, после чего отступил, чтобы оказаться рядом с отцом в момент его смерти.

Однако Септимий и слышать не хотел о возвращении из Британии. Еще столько оставалось сделать! Врага надо было добивать, ведь цель войны не была достигнута. Он был разочарован в сыне, хотя всё понимал. Подготавливался новый, третий поход, который Септимий предполагал вновь возглавить лично, поскольку понял, что Каракалла не справится, но 4 февраля 211 года, когда император плотно пообедал, ему внезапно стало хуже и он в тот же день скончался. Было это в Эбураке. Септимию было 65 лет, а царствовал он 17. И хотя он был серьезно болен, до конца сохранял и физические силы, и энергию, и отличные умственные способности. Была ли в смерти Септимия вина Каракаллы, мы не знаем. Доказательств нет.

Трудно охарактеризовать однозначно этого императора. Он сочетал в себе здравый ум дельного правителя со столь большой жестокостью, что современники говорили о нем, что ему надо было или вообще на свет не родиться, ибо был он очень жесток, или, если уж родился, то не надо было умирать, ибо для государства был он очень полезен [Элий Спартиан, Север XVIII].

По словам же