Счастливое старение. Рекомендации нейробиолога о том, как жить долго и хорошо - Дэниел Левитин

Тренировка мозга – увлекательное занятие, которое ставит перед нами интересные задачи и позволяет в чем-то стать лучше. Я каждый день решаю кроссворды и головоломки, но это не улучшает моих способностей к написанию книг или подсчету чаевых в ресторане. Занятия такого рода образуют свой собственный мир, и этот мир мне нравится, я считаю его одним из своих самых приятных хобби. Я занимаюсь этим по той причине, что такие виды деятельности приносят мне удовольствие и испытывают мои умственные способности, а не потому, что, на мой взгляд, помогут мне стать лучше в чем-то другом.

Арт Шимамура советует:

ЭТИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ

Представьте себе будущее, которое наступит, скажем, через 25 лет, когда биоинженеры и генные инженеры разработают способы совершенствования легких и мышц, что позволит большему количеству людей принимать участие в марафонах, прилагая к этому меньше усилий. Это не было бы для ученых главной целью, во всяком случае поначалу. Отважные исследователи – часть из них, по всей вероятности, работают в своих лабораториях уже сейчас – попытаются найти лекарство от рака легких или саркопении (вспомните из главы 10, посвященной движению и физической активности, что для мышц саркопения – то же самое, что остеопороз для костей). В какой-то момент кто-нибудь осознает, что новую технологию можно применить для улучшения нормальных функций и создания большего потенциала, чем тот, каким обычно обладает человек.

Если спортсмен, страдающий раком легких, получил лечение, которое уничтожило рак и вернуло его к нормальной жизни, позволите ли вы ему принять участие в Олимпийских играх? Почему бы и нет? Ведь это практически то же самое, что позволить ему принимать аспирин от головной боли, вылечить бурсит стопы или тренироваться в разреженном воздухе на большой высоте – Олимпийский комитет разрешает все это. Но что, если этот же метод лечения рака обеспечит преимущества тому, кто не болен? Многим из нас это показалось бы неэтичным, равнозначным использованию стероидов. Спортсменам разрешено применять эти препараты, если в этом есть медицинские показания, но не для улучшения способностей. Многие из нас считают, что спортивные соревнования должны проводиться по правилам, гарантирующим справедливые условия для всех. Несомненно, выражение «иметь равные шансы на успех» пришло к нам из спорта.

А теперь представьте, что в том же ближайшем будущем нейрохимики разработают различные способы модификации головного мозга для улучшения когнитивных способностей. Все вместе они называются фармацевтическими усилителями когнитивных функций. Первоначальной причиной их разработки может быть восстановление потерянных функций у людей с когнитивными нарушениями, вызванными болезнью или травмой. Затем эти средства широко распространятся. Справедливо ли будет принимать такие препараты здоровым людям? Многие отрицательно ответят на этот вопрос. Хорошо. Но что, если усилители когнитивных функций принимают ваши соперники – сотрудники вашей компании, конкурирующие за повышение, или сотрудники других компаний, которые планируют захват ваших позиций на рынке? Следует ли вам не отставать от них? Давайте еще больше повысим этические ставки. Предположим, усилитель когнитивных функций поможет ученым ускорить поиск лекарств от рака или участникам переговоров разрешить конфликт между Палестиной и Израилем. Изменит ли такой аргумент этические соображения?

Если вы все еще сомневаетесь, вспомните, что мы и сегодня меняем свою нейрохимию посредством кофеина и алкоголя, не говоря уже о прозаке. Нейронный имплант способен эффективнее стимулировать префронтальную кору или ствол головного мозга, чем препараты такого рода, причем с более высокой точностью. Усилитель когнитивных функций или имплант для улучшения памяти позволяет запоминать важные детали, например к кому обратиться за помощью, как пользоваться телефоном и где вы живете[870]. Примем ли мы такой способ восстановления памяти для людей с болезнью Альцгеймера? А как насчет школьников? Нейробиолог Майкл Газзанига представляет себе такой разговор: «Дорогая, я знаю, что мы откладываем деньги на отпуск, но, может, вместо этого купим близнецам нейронные чипы? Им трудно в школе, поскольку у многих детей они уже есть»[871]. Если вам кажется, что подобные усовершенствования принципиально отличаются от использования предыдущими поколениями очков, слуховых аппаратов или риталина (как минимум при наличии СДВГ или подобных заболеваний), то вы ошибаетесь. Единственное различие состоит в том, что все это что-нибудь лечит. А вот прием риталина здоровыми учениками или руководителями компаний может быть расценен как попытка обмануть систему.

Почему же мы должны искусственно проводить черту между препаратами, получившими одобрение в обществе, такими как кофеин, и фармацевтическими препаратами? Трудно сказать. Даже специалисты по этике не сходятся во взглядах на то, где именно следует ее провести.

В случае людей преклонного возраста проведение такой черты требует проницательности и медицинских знаний, которыми мы еще не обладаем. Примерно у каждого шестого взрослого старше 60 лет имеются умеренные когнитивные нарушения в соответствии с официальным медицинским диагнозом. Мы лечим множество заболеваний у людей этой возрастной категории, от давления до повышенного уровня холестерина и артрита. Так почему бы не лечить умеренные когнитивные нарушения? Неужели заболевания мозга настолько порицаемы, что на них нужно закрыть глаза? Такая позиция отбрасывает нас на сотню лет назад, в те времена, когда людей с шизофренией, синдромом Дауна и аутизмом держали под замком в специальных учреждениях. Давайте разовьем эту мысль. Что скажете об оставшихся пяти из шести взрослых, у которых еще не диагностированы умеренные когнитивные нарушения, но могут развиваться или оставаться необнаруженными? Предположим, вы чувствуете ухудшение памяти и внимания, пусть даже незначительное. У вас уже не так много энергии, как раньше, и вы часто что-нибудь забываете. Почему нельзя получить средство для улучшения когнитивных функций?