Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо

Мы готовились к выступлению, но, так как французы имеют обыкновение перед сражениями предаваться удовольствиям, никогда парижская жизнь не была такой блестящей, как в эту зиму. И при дворе, и в городе давались бесконечные пышные праздники и балы, куда я, учитывая мой военный чин и должность адъютанта князя Эсслингского, всегда имел приглашения. Император назначил огромные жалованья крупным сановникам, но требовал, чтобы они способствовали развитию торговли и организовывали роскошные собрания. Почти все считали своим долгом понравиться императору и соревновались, кто кого превзойдет в великолепии праздников. Особенно отличался граф Марескальки, посол Наполеона короля Италии при Наполеоне императоре французов. Этот дипломат, который занимал красивый особняк на Елисейских Полях, на углу улицы Монтень, придумал развлечение, если и не новое, то усовершенствованное им. Это были костюмированные балы и маскарады. Поскольку этикет не допускал надевать маскарадные костюмы при дворе или на приемах у больших сановников, то у графа Марескальки была монополия на этот вид развлечения, и его многолюдные балы собирали все высшее общество Парижа.

Сам император, который только что развелся с Жозефиной, но еще не заключил свой брак с Марией-Луизой Австрийской, не пропускал ни одного такого праздника. Говорили даже, что он утверждал их программу. В простом черном домино, под обычной маской, под руку с маршалом дворца Дюроком, одетым так же, Наполеон смешивался с толпой и забавлялся тем, что интриговал дам, которые в основном не скрывали своих лиц. Конечно, публика состояла из людей известных и надежных, хотя бы потому, что, прежде чем разослать приглашения, Марескальки представлял свой список министру полиции, а офицер парижского гарнизона Лаборд, славящийся своим талантом распознавать заговорщиков, стоял у входа в помещение, в которое никто не мог войти, не сняв перед ним маску, не назвав себя и не показав приглашения. На этих балах было много переодетых агентов, гвардейский батальон занимал посты вокруг особняка и охранял все входы и выходы. Но все эти необходимые предосторожности были так искусно организованы генералом Дюроком, что, уже попав в салоны, гости совершенно не замечали охраны, которая ничем не стесняла их веселья.

Я никогда не пропускал этих праздников, где веселился от души. Но однажды произошел случай, испортивший мое настроение. Об этом стоит рассказать.

Моя мать была дальней родственницей дивизионного генерала Саюге д’Эспаньяка, отец которого при Людовике XV был управляющим Дома Инвалидов. Она считала его кузеном. Во времена Консульства генерал Саюге был назначен губернатором острова Тобаго, принадлежавшего тогда Франции. Там он и умер, оставив вдову, которая вернулась в Париж. Это была добрая женщина, хотя с немного резким характером. Мы с матушкой изредка посещали ее. Случилось так, что зимой 1810 года я встретил у нее одну из ее подруг, которую я не знал, но много слышал о ней. Госпожа X была высокого роста, ей было уже за пятьдесят. Говорят, что в свое время она была очень красива, но от прежней красоты остались только великолепные волосы. У нее были мужские повадки и голос, надменный вид и острый язык. Настоящая женщина-драгун. Она была вдовой человека, занимавшего некогда высокий пост, но злоупотребившего оказанным ему доверием. Ее лишили пенсии при обстоятельствах, которые она считала несправедливыми. Она приехала в Париж искать защиты, но получила отказ в министерстве. Напрасно она обращалась ко всем членам императорской семьи и, отчаявшись, решила поговорить с самим императором! В аудиенции ей отказали, но эта упорная женщина все время следовала за императором, пытаясь проникнуть повсюду, куда бы он ни отправлялся. Узнав, что он будет на балу у графа Марескальки, она подумала, что этот дипломат не откажется принять вдову бывшего высокопоставленного чиновника. Она смело написала графу, попросила у него приглашение, посол внес в список гостей имя этой дамы, которое ускользнуло от бдительной полиции. Госпожа X получила билет на бал, который должен был состояться вечером того дня, когда я впервые увидел ее у госпожи Саюге. Когда из разговора она узнала, что я тоже иду на этот праздник, она сказала, что она будет рада встретить меня там, тем более что она редко приезжает в Париж, поскольку у нее здесь мало знакомых и из них никто не идет к графу Марескальки. Я ответил банальной вежливостью, приличествующей случаю, и был далек от мысли, что для меня это будет одна из самых больших неприятностей, которые я когда-либо переживал…

Ночью я отправился в посольство. Бал давали на первом этаже, а на втором находились игорные столы и салоны для бесед. Когда я пришел, вокруг танцующих, наряженных в самые великолепные костюмы, была уже целая толпа. Вдруг посреди этого изобилия шелка, бархата, перьев и кружев появился колосс, кариатида, одетая в простое платье из белого коленкора с красным лифом, разукрашенная цветными лентами в самом дурном вкусе! Это была госпожа X, которая, чтобы показать свои прекрасные волосы, не нашла ничего лучше, как нарядиться пастушкой. На голове у нее была маленькая соломенная шляпка и две длинные косы до пят! Странный вид этой дамы и простота туалета, в котором она появилась в таком блестящем собрании, привлекли к ней всеобщее внимание, и я тоже посмотрел в ее сторону. К несчастью, в этот момент я был без маски, и госпожа X, находясь в незнакомом ей обществе, подошла ко мне, без смущения взяла меня под руку и громко заявила: «Наконец-то и у меня будет кавалер!..» Мне хотелось послать эту странную пастушку ко всем чертям, тем более что ее нескромные откровения заставляли меня опасаться сцены с участием императора, которая могла бы меня скомпрометировать. Я всячески искал случая освободиться от нее, когда предлог нашелся сам.

Я уже сказал, что при входе на бал почти все женщины снимали маски, что делало собрание гораздо привлекательнее. Некоторые мужчины делали то же самое, в основном из-за жары. Это допускалось до тех пор, пока мужчин без масок было не очень много, потому что если бы это сделали все, то в масках остались бы только два человека, и было бы очевидно, что это император и генерал Дюрок. Тогда у Наполеона пропало бы все удовольствие от бала, на который он являлся инкогнито, разыгрывая некоторых гостей и слушая, что говорят вокруг. И вот в тот момент, когда я больше всего хотел быть подальше от госпожи X и когда многие мужчины были, как и я, с открытыми лицами, молодые секретари посольства Марескальки пробежали по залу, приглашая нас надеть маски. Моя маска была в кармане, но я сделал вид, что забыл ее на банкетке в соседнем зале, и под этим предлогом отошел от навязчивой пастушки, пообещав скоро вернуться…

Наконец-то отделавшись от этого кошмара, я поспешно поднялся на второй этаж, где, пройдя через спокойные салоны для игр, в самом конце обнаружил отдельную комнату, слабо освещенную неярким светом алебастровой лампы. Там никого не было. Я снял маску и, угощаясь прекрасным шербетом, радовался, что ускользнул от госпожи X, когда два человека в масках, полноватые, небольшого роста, завернутые в черное домино, вошли в мой маленький салон. «Здесь нам будет спокойно», — сказал один из них. Затем он назвал меня по имени и сделал знак приблизиться. Хотя я не видел его лица, но, находясь в доме, где собирались все князья и сановники империи, я понял по властному жесту, что это высокопоставленное лицо. Я подошел, и незнакомец тихо сказал: «Я Дюрок, со мной император. Его Величество очень устал. Его утомила жара, он желает отдохнуть в этой удаленной комнате. Останьтесь с нами, чтобы отвести подозрения людей, которые могут войти».