Великие битвы великой страны - Сергей Алексеев

Попросили пехотинцы артиллеристов накрыть пулеметы. Направили пушки сюда огонь. Остались нетронутыми пулеметы. Не смогла их поразить артиллерия. Мешают высокие стены. Либо в них ударяют снаряды, либо перелетают и разрываются где-то дальше, не задевая огнем фашистов.

– Вот бы летчиков нам сюда, – кто-то сказал из советских бойцов.

Отложили солдаты на время атаку, передыхают. Вдруг видят: чуть в стороне, над соседним кварталом, появилось пять советских штурмовиков. Повисли они над каким-то зданием. Атакуют с воздуха здание. Залюбовались солдаты работой летчиков. Стали машины над домом в круг. Вот приблизился к зданию первый, носом, словно утенок, клюнул, задержался, вошел в «пике». Бросил бомбы. Снова поднялся к небу. За первым второй – в «пике». Затем то же сделали третий, четвертый.

– Вот бы и нам таких, – снова сказал тот, кто о летчиках первым вспомнил.

Поддержали другие:

– Конечно, такие бы враз.

– Не стояли б у этих стен.

– Что им с воздуха – взял и плюнул.

И полковник Утихеев подумал о летчиках. Позвонил он куда-то в штаб. Пообещали ему авиаторов.

Продолжают солдаты следить за небом. Вот и пятый советский летчик зашел над домом. Вот-вот войдет в «пике».

И тут – что такое! – вспыхнул в воздухе самолет. Ясно: подбили его фашисты.

– Эх ты, родимый! – с болью выкрикнул кто-то.

Падает самолет. И вдруг видят солдаты – отделился от самолета человек. Следом за ним второй. И тут же открылись два парашюта.

Понимают бойцы, что это летчик и воздушный стрелок. Довольны солдаты:

– Не растерялись, огонь-ребята!

Наблюдают бойцы за летчиками. Видят: относит ветер летчиков, несет прямо сюда, к Гамбургер-аллее. Чем ниже летчики, тем яснее становится бойцам, что не сядут на нашей они территории. К грозному зданию несет их ветер, туда, к фашистам, во двор, за стены.

Вот оказались летчики прямо над головами наших. Вот понесло их туда, во двор.

Понимают пехотинцы: там, за стеной, смерть ожидает летчиков.

Смотрели солдаты, и вдруг чей-то алмазный голос:

– Братцы, вперед, в атаку!

Рванулись бойцы в атаку. Перемахнули забор и глыбы.

Минута – и на неприступном дворе солдаты. Вторая – и замолчали фашистские пулеметы. Вот и то место, где опустились советские летчики.

Бросились летчики к своим спасителям. Обнимают солдат, целуют:

– Спасибо, пехота! Помогли! Выручили!

Смотрят солдаты на летчиков, улыбаются:

– Это вам, небеса, спасибо! Вы нас в атаку подняли.

Поражались потом бойцы: откуда сила взялась такая? Как, каким чудом, за счет чего стену они осилили?

Каким чудом? За счет чего?

Солдатским братством называется это чудо.

Вскоре над упрямым зданием появились вызванные полковником Утихеевым советские штурмовики. Смотрят с воздуха авиаторы: взяли уже пехотинцы здание. Махнули крылом, развернулись, ушли помогать другим.

Дружно сражались войска в Берлине. Помогала пехота летчикам. Помогали пехоте летчики. Артиллеристы, танкисты, саперы, связисты общим шагом шагали в битве.

Стояли бойцы, как братья. Локоть к локтю. Плечом к плечу.

Солдат не мечтал, не гадал, не думал. А вышла слава ему в века. На пьедестале к небу солдат поднялся.

Было это в последние дни войны. Уже не километры, а метры оставались до центра Берлина. Солдаты 8-й гвардейской армии готовились к последним боям. В числе их и солдат Николай Масалов. Был он знаменщиком 220-го гвардейского стрелкового полка. Приготовил к атаке знамя.

Ждут солдаты сигнала к бою. Перед ними один из каналов, отходящих от Шпрее. Рядом площадь. За площадью мост. Называется он Горбатым. Мост заминирован, под огнем у противника. Атаку на мост, на тот берег скоро начнут солдаты.

Притихли солдаты. Так всегда перед штурмом. Где-то гремят орудия, где-то идет стрельба. Но это не здесь. Это в других местах. Здесь тишина. Временная. Но тишина. И вдруг тишину – солдаты вздрогнули: было так неожиданно – плачем прорезал детский голос.

Было неясно, откуда он шел. С набережной? Со стороны площади? От моста? Из развалин неподалеку стоящего дома?

– Мутти! Мутти! Мамочка! – повторял голос.

– Девочка, – кто-то сказал из солдат.

Ищут солдаты глазами девочку. Где же она?

– Мутти! Мутти! – несется голос.

Определили теперь солдаты. Детский плач шел от моста. Не видно ребенка. Камнями от наших, видать, прикрыт.

Вышел вперед сержант Масалов, подошел к командиру:

– Разрешите спасти ребенка.

Подождал командир минуту. О чем-то подумал:

– Разрешаю, сержант Масалов.

Прополз Масалов через площадь к мосту. И сразу же затрещали фашистские пулеметы, забили мины по площади. Прижался солдат к асфальту, ползет от воронки к воронке, от камня к камню.

– Мутти! Мутти! – не утихает голос.

Вот полпути прополз Масалов. Вот две трети. Осталась треть. Поднялся он в полный рост, метнулся к мосту, укрылся от пуль под гранитной стенкой.

Потеряли солдаты его из вида. И голос ребенка утих. И солдата не видно.

Прошла минута, вторая… пять. Волноваться солдаты стали. Неужели смельчак погиб? Неужели погибла девочка?

Ждут солдаты. С тревогой в сторону моста смотрят. И вот увидели они Масалова. Шел от моста солдат. Нес на руках немецкую девочку.

– Жив! – закричали солдаты. – Жив!

Раздалась команда:

– Прикрыть Масалова огнем.

Открыли огонь солдаты. Гремят автоматы, строчат пулеметы. Ударили пушки – словно салют солдату.

Пришел Масалов к своим. Принес немецкую девочку.

Оказалось, убили фашисты у девочки мать. Перебегала вместе с девочкой площадь, наверное, женщина. Вот и попала под взрыв, под пули.

Держит девочку Масалов. Прижалась она к солдату. Года ей три. Не больше. Прижалась, всхлипывает.

Обступили бойцы Масалова. На девочку смотрят. Пытаются чем-то от слез отвлечь. На пальцах козу показывают:

– Идет, идет рогатая…

Посмотрела девочка на солдат. Казалось, хотела было сильней заплакать. Да вдруг взяла и улыбнулась солдатам девочка.

Отгремела война. В Берлине в одном из красивых старинных парков советским солдатам, всем тем, кто спасал и наш и немецкий народ от фашистов, был установлен памятник.

Холм. На холме пьедестал гранитный. На граните фигура солдата. Стоит он со спасенной девочкой на руках.