История Лизи - Стивен Кинг

С этим берьмом следовало покончить.

Она вставила вилку бумбокса в розетку, скрестив ноги, селаперед ним на пол, поставила диск. Пот стекал в глаза, щипал, и она стёрла егокостяшками пальцев. У Скотта постоянно звучала музыка, чего там, ревела. Когдау тебя стереосистема за двенадцать тысяч долларов, а помещение с динамикамизвукоизолировано, можно не ограничивать громкость. Когда он в первый разпроиграл ей «Открытый со всех сторон берег», она думала, что снесёт крышуамбара. Лизи не собиралась конкурировать с тем грохотом, не собиралась включатьбумбокс на полную мощность, но хотела, чтобы громкости хватало.

Подарок, как его называли в прошлом, слово из четырёх букв,первая — «В», последняя — «N».

Аманда, на одной из этих скамей, смотрящая на бухту Южноговетра, сидящая выше женщины в халате с поясом — той, которая убила своегоребёнка, Аманда, говорящая: «Что-то насчёт истории. Твоей истории, историиЛизи. И афгане. Только он называл его африканом. Он говорил, что это буп? Бип?Вооп?»

Нет, Анда, не boon, хотя это слово из четырёх букв, теперьуже достаточно старомодное, начинающееся с «B» и заканчивающееся на «N»,которое означает подарок. Но слово, которое произнёс Скотт…

Скотт, конечно же, сказал «бул»[126]. Пот катился по лицуЛизи, как слёзы. Она его не стирала.

Как в «Бул, конец. И в конце ты получаешь приз. Иногдабутылку «Ар-си» из «Мюли», иногда поцелуй. А иногда… иногда — историю.Правильно, дорогой?

Разговор со Скоттом казался вполне уместным. Потому что онвсё ещё был здесь. С вынесенными компьютерами, мебелью, необычной шведскойстереосистемой, шкафами, набитыми рукописями, грудами гранок (своими иприсланными друзьями и поклонниками) и с разобранной книгозмеей… ничего этогоздесь уже не было, но она по-прежнему чувствовала присутствие Скотта.Разумеется, чувствовала. Потому что он ещё не сказал всего, что хотел. Емуосталось рассказать ещё одну историю.

Историю Лизи.

Она полагала, что знает, какая это история, потому чтотолько её он так и не закончил.

Лизи прикоснулась к одному из засохших кровяных пятен иподумала о доводах против безумия, тех самых, которые проваливаются с мягкимшуршащим звуком. Подумала, как оно было под конфетным деревом: словно в другоммире, принадлежащем только им. Подумала о людях с дурной кровью, кровь-бульныхлюдях. Подумала, как Джим Дули перестал кричать, увидев длинного мальчика, аего руки повисли словно плети. Потому что вся сила ушла из его рук. Вот чтобывает, когда смотришь на дурную кровь, а она смотрит на тебя.

— Скотт, — выдохнула она. — Родной мой, я слушаю.

Ответа не последовало… разве что Лизи ответила сама себе:«Город назывался Анарен. Сэму Льву принадлежала бильярдная. И ресторан, вкотором репертуар музыкального автомата состоял, похоже, исключительно из песенХэнка Уильямса».

В пустом кабинете где-то что-то отозвалось согласнымвздохом. Возможно, ей это послышалось. В любом случае время шло. Лизипо-прежнему не знала, что ищет, но полагала, что узнает, когда увидит (конечноже, узнает, когда увидит, если речь идёт о чём-то, оставленном для неёСкоттом), да и время отправляться на поиски пришло. Потому что так жить долгоона бы не смогла. Это не жизнь.

Лизи нажала на кнопку «ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ», и Хэнк Уильяммсзапел утомлённым, но жизнерадостным голосом: «Прощай, Джон, я должен идти…»

СОВИСА, любимая, подумала Лизи и закрыла глаза. Ещё смгновение слышалась музыка, но уже издалека, словно звучала она в концедлинного коридора или в глубине пещеры. А потом солнечный свет расцвёл краснымпод веками, и температура окружающего воздуха разом упала на пятнадцать, а то ина двадцать градусов. Прохладный ветерок, напоённый ароматами цветов, ласкалпотную кожу и отдувал с висков липкие волосы.

Лизи открыла глаза в Мальчишечьей луне.

Она по-прежнему сидела, скрестив ноги, но теперь на краютропы, которая в одну сторону сбегала по склону пурпурного холма, а в другуюуходила под деревья «нежное сердце». Она уже бывала здесь раньше. На это самоеместо переносил её Скотт, до того, как они поженились, сказав, что хочет ейкое-что показать.

Лизи поднялась, отбросила с лица влажные от пота волосы,наслаждаясь ветерком. Сладостью ароматов, которые он приносил с собой (да,конечно), но ещё больше прохладой. Она предположила, что сейчас здесь втораяполовина дня, а температура воздуха — оптимальные семьдесят пять градусов[127].Она слышала пение птиц, судя по звукам, самых обычных (синиц и малиновок,возможно, вьюрков и уж точно жаворонков), но не ужасный смех из глубин леса.Для них ещё рановато, решила Лизи. И никаких признаков длинного мальчика, чторадовало больше всего.

Она встала лицом к деревьям и начала медленно поворачиватьсяна каблуках. Искала не крест, потому что Дули вогнал его в свою руку, а потомотбросил в сторону. Искала дерево, то самое, что росло чуть впереди двух другихслева от тропы.

— Нет, не так, — пробормотала Лизи. — Они стояли по обестороны тропы. Как часовые, охраняющие вход в лес.

И тут же увидела эти деревья. И третье, растущее чутьвпереди того, что слева от тропы. Это третье было самым большим. Ствол покрывалтакой густой мох, что напоминал меховые космы. У подножия земля чуть просела.Именно здесь Скотт похоронил брата, для спасения которого приложил столько сил.А по одну сторону от просевшей полоски земли Лизи углядела что-то странное, согромными пустыми глазницами, таращащееся на неё из высокой травы.

На мгновение подумала, что это Дули или труп Дули, что-тоожившее и вернувшееся, чтобы преследовать её, но потом вспомнила, как Дули,ударив Аманду, сорвал с головы бесполезные, лишённые линз очки ночного виденияи отбросил их в сторону. Вот они и лежали теперь рядом с могилой хорошегобрата.

«Это ещё одна охота на була, — подумала Лизи, шагая кдеревьям. — От тропы — к дереву, от дерева — к могиле, от могилы — к очкам.Куда дальше? Куда потом, любимый?»

Следующей станцией була оказался могильный крест спокосившейся перекладиной, которая теперь напоминала стрелки часов,показывающих пять минут восьмого. Верхнюю часть вертикальной стойки на тридюйма покрывала кровь Дули, уже высохшая, тоже тёмно-бордовая, но оттенком чутьотличающаяся от пятен «морилки» на ковре. Слово «ПОЛ», написанное наперекладине, ещё не полностью выцвело, а когда Лизи подняла крест (с истиннымблагоговением) из травы, чтобы получше разглядеть, то увидела кое-что ещё:жёлтую нить, многократно намотанную на стойку, с завязанным крепким узломконцом. Завязанным, у Лизи в этом нет ни малейших сомнений, тем же узлом,которым крепилась верёвка с колокольчиком Чаки к ветви дерева в лесу. Жёлтаянить (та самая, что «скатывалась» с вязальных спиц доброго мамика, когда онавечерами сидела перед телевизором на ферме в Лисбоне) обмотана вокругвертикальной стойки чуть выше того места, где дерево потемнело отсоприкосновения с землёй. И, глядя на нить, Лизи вспомнила, что видела её,когда убегала в темноту, аккурат перед тем как Дули вырвал крест из руки иотшвырнул в сторону.